Марк Твен - Прогулка заграницей

Мѣстность эту посѣтила императрица Жозефина, которая въ 1810 году совершила восхожденіе на Монтавертъ; впрочемъ, она была не одна, впереди шествовала настоящая маленькая армія, которая сглаживала дорогу, а, быть можетъ, даже устилала ее ковромъ. За этой арміей подъ попеченіемъ 68 проводниковъ слѣдовала уже сама императрица.

Нѣсколько позднѣе преемница ея тоже посѣтила Шамони, но уже при совершенно иной обстановкѣ. Это было 7 недѣль спустя послѣ паденія имперіи, когда несчастная эксъ-императрица, Марія-Луиза, явилась сюда въ качествѣ бѣглеца. Въ бурную ночь, съ двумя всего провожатыми стояла она у дверей крестьянской хижины, измученная, иззмокшая отъ дождя, при чемъ «красный слѣдъ отъ утерянной короны все еще опоясывалъ чело ея», и просила убѣжища, но получила отказъ. Всего нѣсколько дней передъ этимъ лесть и поклоненіе народа ласкали ея слухъ, теперь же до чего она дожила!

Мы благополучно перешли Mer de Glace, хотя и претерпѣли не мало страху. Ледниковыя трещины были такъ глубоки, такъ сини и высматривали такъ таинственно, что, перебираясь черезъ нихъ, мы чувствовали себя не совсѣмъ хорошо; громадныя округленныя волны льда были такъ скользки и представляли столько затрудненій для взлѣзанія на нихъ, что шансы поскользнуться и затѣмъ свалиться въ трещину, были столь велики, что нисколько не способствовали уменьшенію этого чувства неловкости.

На днѣ углубленія между двумя самыми высокими изъ вышеупомянутыхъ ледяныхъ волнъ, мы нашли какого-то проказника, который занимался якобы тѣмъ, что вырубалъ во льду ступени для болѣе безопаснаго спуска туристовъ. Подойдя къ нему, мы застали его сидящимъ, но онъ тотчасъ же вскочилъ и вырубивъ во льду пару ступеней, годящихся развѣ для кошки, потребовалъ за это франкъ, или даже два. Затѣмъ, онъ снова усѣлся дремать, пока его не разбудитъ слѣдующая партія. Такимъ образомъ, за одинъ этотъ день онъ уже успѣлъ получить контрибуцію не менѣе какъ съ трехсотъ человѣкъ, льду же нарубилъ тамъ мало, что даже не испортилъ вида. Приходилось мнѣ и раньше слышать о недурныхъ синекурахъ, но собирать мостовую пошлину на ледникѣ, мнѣ кажется, это такая пріятная синекура, о возможности которой я даже и не подозрѣвалъ.

День былъ до чрезвычайности жаркій, такъ что мы просто изнемогали отъ жажды. Что за невыразимая роскошь припасть въ такую минуту къ чистой и прозрачной, холодной ледниковой водѣ! Въ каждой ложбинѣ между этими громадными ледяными хребтами журчала прозрачная струйка, протачивая себѣ русло во льду собственнымъ движеніемъ; кромѣ того, въ этихъ мѣстахъ каждый осколокъ скалы образуетъ углубленія во льду, чего-то вродѣ чаши съ гладкими бѣлыми стѣнками и дномъ изъ чистѣйшаго льда, чаши, наполненной до самыхъ краевъ водою такой безусловной чистоты и прозрачности, что невнимательный наблюдатель можетъ вовсе не замѣтить ея и думать, что чаша эта пуста. Бассейны эти такъ привлекательны, что я то и дѣло припадалъ къ нимъ, даже когда и не чувствовалъ особой жажды, и погрузивъ въ нихъ свое лицо, пилъ эту воду, пока не начинали болѣть зубы. Нигдѣ въ цѣлой Европѣ, за исключеніемъ швейцарскихъ горъ, мы не могли пользоваться однимъ изъ величайшихъ наслажденій, состоящимъ въ томъ, чтобы утолять жажду холодною, какъ ледъ водою; здѣсь же, на этихъ высотахъ, на каждомъ шагу текутъ безчисленныя, какъ бы танцующія струйки восхитительной воды, которую мы съ товарищемъ постоянно пили, выражая ей за то нашу глубочайшую признательность.

Во всей Европѣ, за исключеніемъ горныхъ мѣстностей, вода плоха и безвкусна до невѣроятія; она просто никуда не годится; даже ледъ нисколько не помогаетъ: она неизлечимо плоха, неизлечимо безвкусна. Ею хорошо только мыться; удивляюсь, что большинству здѣшнихъ жителей мысль эта какъ-то не приходитъ въ голову. Въ Европѣ вы каждую минуту услышите, какъ кто-нибудь со страхомъ говоритъ: «Никто не пьетъ этой воды», и дѣйствительно, они имѣютъ вполнѣ основательныя причины такъ говорить. Мало того, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ они находятъ нужнымъ даже запрещать пить иную воду. Въ Парижѣ и Мюнхенѣ, напримѣръ, часто говорятъ: «Не пейте этой воды, она настоящій ядъ».

Одно изъ двухъ: или Америка вообще здоровѣе Европы, несмотря на свою «упорную» склонность къ ледяной водѣ, или же она не съ такой точностью, какъ Европа, ведетъ у себя статистику смертныхъ случаевъ. Съ своей стороны, я стою за точность нашей статистики; а если это такъ, то города наши здоровѣе, чѣмъ города европейскіе. Германское правительство каждый мѣсяцъ печатаетъ сравнительную таблицу смертности различныхъ мѣстностей. Просматривая за много мѣсяцевъ эти таблицы, я открылъ тотъ интересный фактъ, что каждый городъ имѣетъ свою опредѣленную цифру смертности, которая регулярно повторяется изъ мѣсяца въ мѣсяцъ. Таблицы эти, которыя могли бы печататься стереотипнымъ способомъ, такъ онѣ мало мѣняются, составляются на основаніи недѣльныхъ отчетовъ, дающихъ среднія числа смертности, приходящіяся на каждую тысячу населенія въ годъ. Въ нихъ противъ Мюнхена всегда стоитъ число 33 (годовое среднее на 1000 человѣкъ населенія), противъ Чикаго 15 или 17, Дублина — 48 и такъ далѣе.