Марк Твен - Выдержал, или Попривык и вынес

Новый товарищъ нашъ, мистеръ Хигбай, зналъ Уайтмэна хорошо съ виду, а одинъ пріятель нашъ, мистеръ Вэнъ Дорнъ, былъ очень хорошо съ нимъ знакомъ и имѣлъ обѣщаніе отъ Уайтмэна въ слѣдующую экспедицію тайно получить отъ него извѣстіе объ этомъ, чтобы успѣть во-время присоединиться къ нему. Вэнъ Дорнъ условился сообщить намъ о времени экспедиціи. Однажды вечеромъ зашелъ къ намъ Хигбай, сильно возбужденный, и сказалъ, что видѣлъ Уайтмэна въ городѣ, переодѣтымъ и представляющимся пьянымъ. Черезъ нѣсколько времени вошелъ Вэнъ Дорнъ и подтвердилъ его предположеніе; тогда мы собрались всѣ въ нашей хижинѣ и, сидя тѣсно другъ около друга, внушительнымъ шепотомъ излагали наши намѣренія.

Рѣшено было выѣхать изъ города тихо, послѣ полуночи, и раздѣлиться на двѣ или на три маленькія партіи, чтобы не привлечь ничье вниманіе, и встрѣтиться на разсвѣтѣ, на мѣстѣ, называемомъ «Раздѣленіе», открывающимъ видъ на Моно-Лэкъ; всего восемь или девять миль пути. Мы должны были безъ шума двинуться въ дорогу и ни подъ какимъ видомъ не разговаривать, развѣ только шепотомъ. Предполагалось, что на этотъ разъ появленіе Уайтмэна было неизвѣстно въ городѣ и что никто не подозрѣвалъ о проектируемой экспедиціи. Нашъ конклавъ разошелся въ 9 часовъ и мы принялись за приготовленія къ отъѣзду, усердно и тайно. Въ одиннадцать часовъ мы осѣдлали лошадей, привязали ихъ на длинные повода и потомъ стали выносить провизію, взяли окорокъ свинины, мѣшокъ бобовъ, небольшой мѣшокъ кофе, сахару, сто фунтовъ муки въ разныхъ мѣшкахъ, нѣсколько оловянныхъ чашекъ, кофейникъ, сковороду и еще нѣкоторые необходимые предметы. Всѣ эти вещи были уложены и сложены на спину вьючной лошади, и если кто не былъ обученъ испанскимъ адептомъ вьючить лошадь, пусть никогда не надѣется сумѣть это сдѣлать, разсчитывая на соображеніе и ловкость. Оно немыслимо. Хигбай хотя и былъ опытенъ въ этомъ дѣлѣ, но далекъ до совершенства. Онъ взвалилъ грудою на вьючное сѣдло все взятое нами имущество и сталъ связывать его, а потомъ привязывать все вмѣстѣ вдоль и поперекъ лошади, туго подтягивая, такъ что бока животнаго стянулись и оно вздохнуло, съ трудомъ переводя духъ; но, несмотря на всѣ старанія, ремни, подтянутые въ одномъ мѣстѣ, непремѣнно ослабѣвали въ другомъ. Мы такъ и не могли достигнуть туго привязать нашу поклажу; сладили, наконецъ, какъ умѣли, и двинулись въ путь молча, каждый отдѣльно. Ночь была темна. Мы держались середины дороги, прошли рядъ хижинъ и каждый разъ, какъ какой-нибудь рудокопъ подходилъ къ своей двери, я дрожалъ отъ волненія, боясь, что свѣтъ выдастъ насъ и возбудитъ въ немъ любопытство. Къ счастью, ничего такого не случилось. Постепенно мы стали подниматься въ гору, направляясь къ «Раздѣленію», селенія стали попадаться рѣже и разстояніе между ними дѣлалось длиннѣе, тогда только я легко вздохнулъ и освободился отъ тяжелаго состоянія чувствовать себя воромъ или разбойникомъ. Я велъ вьючную лошадь и ѣхалъ сзади послѣднимъ. По мѣрѣ того, какъ подъемъ горы возвышался, лошадь дѣлалась болѣе безпокойна и недовольна своимъ грузомъ, тянула назадъ и этимъ замедляла ходъ. Вскорѣ, благодаря темнотѣ, я потерялъ товарищей изъ виду и началъ безпокоиться. Сначала лаской, а потомъ и плеткой, я, наконецъ, достигъ, что лошадь побѣжала рысью, но тутъ зазвенѣли кастрюли и чашки, она испугалась этого звука и понесла. Длинный поводъ ея былъ привязанъ къ моему сѣдлу и когда она понесла, то сдернула меня поводомъ съ сѣдла и оба животныя быстро удалились, оставивъ меня одного. Впрочемъ, я не былъ одинъ, развязавшійся вьюкъ упалъ съ лошади и лежалъ около меня. Это случилось какъ разъ около послѣдней хижины, жилья. Рудокопъ, вышедшій изъ домика, крикнулъ:

— Эй, кто тамъ?

Я былъ въ тридцати шагахъ отъ него, и зналъ, что онъ не можетъ видѣть меня въ темнотѣ, и потому лежалъ спокойно. Вскорѣ другая голова показалась въ дверяхъ освѣщенной хижины и оба человѣка направились въ мою сторону, они остановились въ десяти шагахъ и одинъ изъ нихъ сказалъ:

— Тс!.. Слушайте.

Я думаю, я не могъ бы себя чувствовать болѣе въ прискорбномъ положеніи даже тогда, если бы дѣйствительно былъ преступникомъ и бѣжалъ отъ правосудія. Рудокопы усѣлись на камень, хотя трудно было различить, что они дѣлаютъ. Одинъ изъ нихъ сказалъ:

— Я слышалъ шумъ, ясно слышалъ его и, кажется, тутъ, по этому направленію.

Брошенный камень пролетѣлъ надъ моею головою. Я плотнѣе прилегъ къ землѣ и думалъ себѣ: «если бы ты лучше мѣтилъ, то услыхалъ бы снова шумъ». Въ душѣ я проклиналъ всѣ тайныя экспедиціи и далъ себѣ слово, что эта будетъ моя послѣдняя, хотя бы всѣ Сіерры были покрыты жилами цемента. Опять одинъ изъ рудокоповъ сказалъ: