Эрнест Хемингуэй - Пятьдесят тысяч

– Дайте мне еще стакан молока, – сказал ей Джек. Она вышла.

– Ты сказал, что ставишь пятьдесят тысяч на Уолкотта, – сказал я.

– Это верно, – сказал Джек.

– Это большие деньги.

– Не нравится мне это, – сказал Джек.

– Может еще и по-другому обернуться.

– Нет, – сказал Джек. – Он до смерти хочет стать чемпионом. Эти жулики на нем не промахнутся.

– Ничего нельзя знать наперед.

– Нет. Ему нужно звание. Для него это важней денег.

– Пятьдесят тысяч большие деньги, – сказал я.

– Это простой расчет, – сказал Джек. – Я не могу победить. Ты же знаешь, что я не могу победить.

– Пока ты на ринге, всегда есть шанс.

– Нет, – сказал Джек. – Я выдохся. Это простой расчет.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прилично, – сказал Джек. – Выспался, а это мне как раз и нужно.

– Ты будешь хорош на ринге.

– Да, будет на что посмотреть, – сказал Джек.

После завтрака Джек вызвал жену по междугородному телефону. Он сидел в телефонной будке.

– За все время первый раз ее вызывает, – сказал Хоган.

– Он каждый день ей писал.

– Ну да, – сказал Хоган, – марка ведь стоит только два цента.

Мы попрощались с Хоганом, и Брюс, негр-массажист, отвез нас на станцию в двуколке.

– Прощайте, мистер Бреннан, – сказал он, когда подошел поезд. – Надеюсь, вы ему расшибете котелок.

– Прощайте, – сказал Джек и дал Брюсу два доллара.

Брюсу много пришлось над ним поработать. Лицо у него вытянулось. Джек заметил, что я смотрю на два доллара в руках у Брюса.

– Это все оплачено, – сказал он. – Массаж Хоган тоже ставит в счет.

В поезде Джек все время молчал. Он сидел в углу – билет у него был засунут за ленту шляпы – и смотрел в окно. Только раз он повернулся и заговорил со мной.

– Я предупредил жену, что возьму на ночь номер у Шелби, – сказал он. – Это в двух шагах от Парка. А домой вернусь завтра утром.

– Отличная мысль, – сказал я. – Жена тебя когда-нибудь видела на ринге?

– Нет, – сказал Джек. – Никогда не видела.

Я подумал – какого же он ждет избиения, если не хочет показываться домой после матча. На вокзале мы взяли такси и поехали к Шелби. Вышел мальчик и забрал наши чемоданы, а мы пошли в контору.

– На какую цену у вас есть номера? – спросил Джек.

– Есть только номера на две кровати, – сказал конторщик. – Могу вам предложить прекрасную комнату на две кровати за десять долларов.

– Это дорого.

– Могу предложить вам комнату на две кровати за семь долларов.

– С ванной?

– Конечно.

– Ты можешь переночевать со мной, Джерри, – сказал Джек.

– Да нет, – сказал я, – я остановлюсь у зятя.

– Я это не затем, чтобы ты платил, – сказал Джек. – А так, чтобы деньги зря не пропадали.

– Запишитесь, пожалуйста, – сказал конторщик. Потом прочитал про себя наши фамилии. – Номер двести тридцать восемь, мистер Бреннан.

Мы поднялись на лифте. Комната была большая и хорошая, с двумя кроватями и дверью в ванную.

– Шикарно, – сказал Джек.

Лифтер поднял шторы и внес наши чемоданы. Джек и не подумал дать ему на чай; тогда я дал ему двадцать пять центов. Мы помылись, и Джек сказал, что нужно пойти куда-нибудь поесть.

Мы пообедали у Хэндли. Там было много знакомых. В середине обеда вошел Джон и сел за наш столик. Джек ел, а разговаривал мало.

– Как у вас с весом, Джек? – спросил Джон.

Джек уписывал солидный обед.

– Хоть одетым могу взвешиваться, – сказал Джек. Он всегда легко сгонял вес. Он был прирожденным легковесом и никогда не толстел. У Хогана он еще потерял в весе.

– Ну, это у вас всегда в порядке, – сказал Джон.

– Да, это в порядке, – сказал Джек.

Мы пошли в Парк взвешиваться. Условия матча были: сто сорок семь фунтов в три часа дня. Джек стал на весы, обернув полотенце вокруг бедер. Стрелка не шевельнулась. Уолкотт только что взвешивался и теперь стоял в сторонке; вокруг него толпился народ.

– Дайте поглядеть на ваш вес, Джек, – сказал Фридмен, менеджер Уолкотта.

– Пожалуйста. Но тогда и его при мне взвесьте. – Джек мотнул головой в сторону Уолкотта.

– Сбросьте полотенце, – сказал Фридмен.

– Сколько? – спросил Джек.

– Сто сорок три фунта, – сказал толстяк, возившийся, у весов.

– Здорово согнали, Джек, – сказал Фридмен.

– Взвесьте его, – сказал Джек.

Уолкотт подошел. Он был белокурый, с широкими плечами и руками, как у тяжеловеса. Зато ноги у него были коротковаты. Джек был выше его на полголовы.

– Хэлло, Джек, – сказал он. Лицо у него было все в шрамах.

– Хэлло, – сказал Джек. – Как самочувствие?