Август Стриндберг - Жители острова Хемсё

Грусть, вызванная разлукой, улеглась, но зато пришло чувство горечи; всплыл страх перед неизвестными соперниками и искушениями большого города с его удовольствиями. Сознавая, что он лишен возможности бороться с искушением, которого он боялся, он прибегнул к благородным чувствам. В нем тут же пробудились старинные воспоминания того времени, когда он был странствующим проповедником. Он сразу стал высокопарен, строг, исполнен нравственности — словом, превратился в мстителя, устами которого говорит другой.

«Когда я,— писал он,— думаю о том, как ты теперь одна в большом городе без поддержки верной руки, которая бы отстраняла от тебя все опасное и все искушения; когда я думаю о всех греховных случайностях, делающих путь широким, а поступь шаткой, то я чувствую укол в сердце; мне тогда кажется, что я виноват перед Богом и перед людьми в том, что отпустил тебя в сети греха. Я должен был бы быть тебе отцом, Ида; и ты доверилась бы старому Карлсону, как настоящему отцу…»

Слова «отец» и «старый Карлсон» смягчили его, и он вспомнил последние похороны, на которых он присутствовал.

«…отцу, в сердце и на устах которого неизменное снисхождение и всепрощение. Кто знает, сколько еще времени проживет старый Карлсон (он уже полюбил это слово); кто знает, не сочтены ли его дни, как капли воды в море и звезды на небе; быть может, он раньше, чем мы этого ожидаем, будет лежать, как высушенное сено… Тогда, быть может, кто-нибудь , кто теперь об этом не думает, пожелает его откопать. Но будем надеяться и будем молиться о том, чтобы он дожил еще до того дня, когда снова из-под земли покажутся цветы и в наших местах снова раздастся воркованье горлицы. Тогда настанет дорогое время для того, кто теперь стонет и вздыхает и кто хотел бы повторять слова псалмопевца…»

Он забыл, что поет псалмопевец, и ему пришлось достать из ящика Библию и начать ее перелистывать. Но надо было выбирать между сотней псалмов, а Клара уже звала к ужину. Ему, следовательно, надо было из массы выбрать один, и он написал так:

«Пастбища и в пустыне тучны, а кругом пригорки веселят глаз. На выгонах пасутся овцы, а нивы густо поросли хлебом, так что люди ликуют и поют».

Перечитав это место, он нашел в нем удачный намек на преимущества деревенской жизни перед городской; а так как именно это было больным местом, то он решил к нему больше не прикасаться, а предоставить намеку говорить самому за себя.

Потом он подумал о том, что бы ему еще написать, но почувствовал себя усталым и голодным; он как-никак не мог скрыть от себя, что в конце концов все равно, что бы он ни писал, но Ида для него потеряна до возвращения весны.

Поэтому он подписал «верный и преданный» и пошел вниз в кухню ужинать.

Стало темно, и поднялся сильный ветер. Старуха, казавшаяся взволнованной, пришла и села к столу, у которого уселся Карлсон, зажегший перед этим сальную свечку.

Девушки молча и в ожидании ходили от печки к столу.

— Карлсону надо сегодня выпить стакан водки,— сказала старуха.— Я вижу, что ему это будет полезно.

— Да, да! Было нелегко втащить все вещи на судно,— ответил Карлсон.

— Поэтому-то ему теперь следует отдохнуть,— заметила старуха и пошла за бутылкой.— Но что же это сегодня за ветер! Он дует с востока. Трудно эту ночь придется парням с сетями.

— В этом я им помочь не могу. Я над погодой не властен! — сказал Карлсон, как бы отрезая нитку.— Но на будущей неделе, должно быть, будет хорошо; тогда я соберусь в город на рыбацкой лодке, чтобы самому переговорить с рыботорговцем.

— Так-так! Вот он что хочет, Карлсон!

— Да, я нахожу, что парни не устанавливают настоящей цены на рыбу. Это от чего-нибудь да должно зависеть, кто бы ни был в этом виноват.

Старуха схватилась пальцами за стол и подумала, что не торг рыбой, а другое дело тянет его в город.

— Гм!..— промолвила она.— В таком случае не будет ли он так любезен и не навестит ли профессора?

— Да! Охотно, если успею. Он между прочим забыл здесь корзину из-под бутылок…

— Как-никак, а это славные люди… [Не желает ли] Карлсон еще кофе с водкой?

— Спасибо, тетка! Да, это хорошие люди, и я думаю, что они опять вернутся; по крайней мере, я слышал это от Иды.

С большим удовольствием произнес он это имя и вложил в него всю силу своего чувства. Старуха почувствовала при этом, насколько он ее покорил; жар бросился ей в лицо, глаза запылали.

— Я думала, что все кончено между ним и Идой,— пролепетала старуха.

— Нет, избави бог! Далеко до этого! — ответил Карлсон, который отлично сознавал, как ему тянуть за шнур, и знал, что к концу прикреплен крючок.