Джон Стейнбек - Заблудившийся автобус

Я вообще никогда не спорю – и говорю ей: «На двадцать пять центов – что не будет».

У Нормы был открыт рот от волнения, а у миссис Причард в щелках между сомкнутыми ресницами мерцал отраженный свет.

– Ну, а шубу-то? – не вытерпела Норма.

– В воскресенье утром я к ней пришла. У Лорейн – фонарь, красивый синий фонарь, залеплен пластырем, и нос разбит.

– Ну, а шубу она получила?

– Получила, будь спокойна, – Камилла хмурилась с озадаченным видом. – Получила, и шуба была прелесть. Потом она все с себя сняла, – мы были вдвоем. Она вывернула шубу и надела прямо на голое тело, мехом к телу. И стала кататься, кататься по полу, а сама смеется, хохочет, как ненормальная.

Норма медленно перевела дух.

– Ой, – сказала Норма, – почему это она?

– Не знаю. Она была, что ли… ну, что ли, не в себе как будто рехнулась.

У миссис Причард горело лицо. Она дышала очень часто. Кожу покалывало, по бедрам и животу разливался тянущий зуд, и ее охватило возбуждение, какое ей пришлось испытать только раз в жизни – давным-давно, когда она ехала верхом.

Норма рассудительно сказала:

– По-моему, это нехорошо. Если она в самом деле любила Эдди, и он хотел на ней жениться, по-моему, нехорошо так поступать.

– По-моему, тоже, – согласилась Камилла. – Мне это не очень нравилось в Лорейн, я ей так и сказала, а она говорит: «Ну, другие женщины просто подбираются дольше кружной дорогой, а я хотела быстро. В конце-то концов выходит одно на одно. А Эдди все равно кто-нибудь обработает».

– И она за него вышла?

– Да нет, не вышла.

– Да она его небось и не любила, – горячо сказала Норма. – Просто обирала этого Эдди.

– Может быть, – отозвалась Камилла, – но мы с ней старые подруги, и если мне что нужно, она всегда тут как тут. Один раз у меня было воспаление легких, она сидела со мной трое суток напролет, я была без гроша, и она заплатила врачу.

– Да, тут трудно разобраться, – заметила Норма.

– Трудно, – согласилась Камилла. – Видишь, а ты меня спрашиваешь, как обращаться с мужчинами.

Миссис Причард секла себя словами. Ее испугала собственная реакция. Она сказала себе – даже вслух прошептала: «Какая страшная, вульгарная история. Какие низменные эти девушки. Так вот что имеет в виду Элиот, говоря „соприкоснуться с народом“. Нет, это ужас. Мы просто забываем, каковы люди, как они бывают гнусны. „Милая Эллен, – лихорадочно излагала она, а внутренние части ляжек все еще покалывало от возбуждения. – Милая Эллен, дорога из Сан-Исидро в Сан-Хуан-де-ла-Крус была ужасна. Автобус застрял в канаве, а мы сидели и ждали, час за часом. Мой Элиот был очень нежен и устроил мне постель в смешной пещерке. Ты говорила, что у меня будут приключения. Помнишь? Ты сказала, что у меня всегда бывают приключения. Ты не ошиблась. С нами в автобусе ехали две вульгарные необразованные девушки, одна официантка, а другая довольно хорошенькая. Ты догадаешься, что за птица. Я отдыхала, а они, наверно, решили, что я сплю, и преспокойно беседовали. Не могу написать на бумаге, что они говорили. Я до сих пор краснею. Порядочные люди просто не знают, как живут эти существа. Это невероятно. Я убеждена, что все от невежества. Если бы у нас были получше школы и если бы – словом, если хочешь знать правду, – если бы мы, те, кто должен показывать пример, показывали бы пример получше, я уверена, что вся картина стала бы меняться – медленно, но верно“.

Эллен будет читать и читать это письмо знакомым. «Я только что получила письмо от Бернис. С ней происходят самые удивительные приключения. Знаете, с ней всегда так. Нет, вам надо послушать, что она пишет. Я не знаю никого, кто умел бы, как Бернис, разглядеть в людях хорошее».

Норма говорила:

– Если бы парень мне нравился, я бы ни за что с ним так не поступила. Если бы он захотел сделать мне подарок, пусть бы сам догадался.

– Я тоже так на это смотрю, – согласилась Камилла. – Но у меня нет меховой шубы, даже жакета, а у Лорейн – три.

– Нет, не думаю, что это честно, – сказала Норма. – Не думаю, чтобы мне понравилась Лорейн.

«Скажи на милость! – мысленно воскликнула Камилда. – Не знаешь, понравится ли тебе Лорейн. Да представляешь ли ты, что Лорейн о тебе подумает? Нет, поправилась она, – неправда, Лорейн скорее всего приняла бы эту девушку, привела бы ее в порядок, помогла бы. Что там ни говори про Лорейн, а что она плохой товарищ, про нее не скажешь».

Милдред наклонила голову, чтобы дождь не забрызгивал очки. Шагать по гравию было приятно, и от ходьбы она задышала глубже. Ей казалось, что смеркается. Час был не поздний, но вечер уже подкрадывался, высветляя светлые предметы, вроде обломков кварца и известняка, а темные, вроде столбов ограды, превращая в черные.