Джон Стейнбек - Заблудившийся автобус

Миссис Причард примостилась на мужнином пальто и закрыла глаза. Она была угнетена. Как она могла сцепиться с ним при людях – с мужем? Такого еще не бывало. Когда назревала ссора, она старалась остаться с ним с глазу на глаз. Даже дочери не дозволялось присутствовать при ссорах. Бернис считала вульгарным ругаться при посторонних, а кроме того, это разрушало образ, который она строила годами, – легенду о том, что благодаря ее мягкому характеру у них идеальный брак. В это верили все се знакомые. Она сама в это серила. Своими стараниями она создала прекрасный брак, а теперь она оступилась. Она поссорилась. Она проговорилась насчет оранжерейки для орхидей.

Она уже несколько лет хотела эту оранжерейку. Точнее – с тех пор, как прочла в «Харперс Базаре» про оранжерею некоей миссис Уильям О. Маккензи. Фотографии были красивые. Люди стали бы говорить о миссис Причард, что у нее прелестная оранжерейка. Это вещь дорогая, ценность. Это лучше колец и мехов. Люди, с которыми она даже не знакома, прослышали бы про ее оранжерейку. Втихомолку она многое разузнала об устройстве таких теплиц. Она изучала чертежи. Она знала стоимость отопительных систем и увлажнителей. Она знала, где покупают рассаду и какие на нее цены. Она изучала книги по цветоводству. И все это в глубокой тайне, ибо она знала, что, когда придет срок сооружать теплицу, она устроит так, чтобы мистеру Причарду захотелось выяснить все самому и ей объяснить. Это единственный путь. И ее это даже не возмущало. Просто такова жизнь, и таким путем она сделала свой брак счастливым. Она будет восхищаться его познаниями и спрашивать его совета по всякому поводу.

Но ее тревожило, что она сгоряча проболталась. Эта оплошность может отбросить ее назад на полгода и больше. Она намеревалась подвести его к тому, чтобы он предложил оранжерею сам, и дозированным сопротивлением заставить его преодолеть ее неохоту. А теперь, в ссоре, она выдала свою цель, и у него возникнет стойкое предубеждение. Если в дальнейшем не проявить величайшей осмотрительности, он вообще может упереться на своем.

Сзади до нее долетел тихий разговор Нормы с Камиллой. Им и в голову не приходило, что она подслушивает: глаза у нее были закрыты, и выглядела она такой маленькой, такой больной. Норма говорила:

– А еще я хочу, чтобы вы меня научили, как вы обращаетесь… ну, с парнями.

– Что значит – как? – спросила блондинка со смешком.

– Ну, с Прыщом, например. Я же видела, как он себя вел… старался, но на выстрел не мог подъехать, а вы вроде ничего и не делали. Или с этим, другим, например, с торговцем. Он ведь довольно шустрый, а вы его отшили, как маленького. Хотела бы я знать, как это у вас получаотся.

Камилла была польщена. Хоть и боялась она надеть себе такой хомут на шею, а все же приятно, когда тобой восхищаются. Тут-то и было самое время объяснить Норме, что никакая она не сестра, объяснить про гигантский винный бокал и про банкетики, но она не могла. Короче, ей не хотелось разочаровывать Норму. Ей хотелось восхищения.

– Мне что нравится – что вы не вредничаете, не огрызаетесь, а они к вам близко подойти не смеют, – продолжала Норма.

– Знаешь, не замечала, – ответила Камилла. – Инстинкт, наверно, какой-то. – Она усмехнулась. – У меня подруга есть – вот она умеет с ними управляться. Ей на все плевать, а с мужчинами она, пожалуй, даже вредная. И вот, Лорейн – так ее зовут – была… ну, можно сказать, помолвлена с одним – у него было хорошее место, словом, человек подходящий. Лорейн хотела шубу. У нее, конечно, был короткий жакет из волка и пара белых песцов – потому что Лорейн пользуется большим успехом. Она хорошенькая и маленькая, а когда она с женщинами – смешит беспрерывно. И вот Лорейн хотела норковую шубу, не короткую, а настоящую, полную, они стоят три четыре тысячи.

Норма свистнула сквозь зубы.

– Ничего себе! – сказала она.

– В один прекрасный день Лорейн говорит: «Кажется, теперь у меня будет шуба». Говорю: «Ты шутишь».

«Думаешь, шучу? Эдди подарит».

«Когда он тебе сказал?» – спрашиваю.

Лорейн только засмеялась. «Он мне не сказал. Он еще сам не знает».

«Так, – говорю. – Ты случайно не того?»

«Давай спорить?» – Лорейн хлебом не корми, дай поспорить.

А я спорить не люблю, я говорю: «Как же ты собираешься подъехать?»

«Если я скажу, не разболтаешь? Это просто. Я знаю Эдди. Сегодня вечером начну его подковыривать и буду подковыривать, покуда он не взбесится. Не отвяжусь, пока он меня не стукнет. Может, даже подставлюсь – когда Эдди под мухой, он плохо попадает. Вот, а потом дам ему повариться в собственном соку. Я знаю Эдди. Он будет жалеть и переживать. Ну что, поспорим? – говорит. Я даже срок поставлю. Спорим, что к завтрашнему вечеру у меня будет шуба».