Божена Немцова: Бабушка

Придя к гостинице, семья Прошковых и семья охотника, заходившая на Старое Белидло, едва могли продраться сквозь толпы народа. В гостинице уже собрались гости с невестиной стороны. Пан-отец был разряжен в пух и прах, сапоги его блестели как зеркало, а в руке он держал серебряную табакерку. Он был свидетелем с невестиной стороны. Пани-мама была вся в шелку, под двухэтажным подбородком ее белелся мелкий жемчуг, на голове блестел чепец с золотом. Бабушка была тоже в своем подвенечном платье с праздничною голубкой на голове. Дружичек, кавалеров и тлампача не было в комнате, они ушли в Жернов за женихом, а невеста была спрятана в клети [124] Клеть - помещение для хранения имущества при избе или отдельно от нее; кладовая. . На дворе вдруг раздался крик: «Идут, уж идут!», и от мельницы послышались звуки флейт, кларнета и скрипки. Вели жениха. Между зрителями начался шепот: «Смотрите-ка, смотрите! Милова Тера младшею дружичкой, а старшею Тиханкова. Если бы жена Томша была еще девушкой, так уж никто другой не был бы старшею дружичкой».

— Томеш свидетелем со стороны жениха!

— А где его жена? Ее что-то не видать!

— Она помогает невесте одеваться. Она в церковь не поедет, ведь она ходит последнее время, — говорили между собою женщины.

— Ну, невеста должна готовить ризку: [125] Ризка - ткань, приносимая кумою в подарок для новорожденного младенца. уж верно никто другой не будет кумой, они ведь закадычные.

— Уж известно дело!

— Ах, посмотрите! И судья идет! Это удивительно, что Мила позвал его; ведь он-то и был виноват в том, что Якуб попал в солдаты! — заговорили все с удивлением.

— Что же, судья вовсе не злой человек! Люцка его подстрекала, а управляющий подсаливал, так это неудивительно. Якуб хорошо сделал. Он всего лучше накажет его тем, что не отмстит ему, и Люцка треснет от злобы!

— И она уже просватана! — отозвался другой голос.

— Как так? Я ничего об этом не слыхала! — отозвалась опять другая.

— Третьего дня с Иосифом Нивльтовым.

— Уж он давно за ней ухаживал.

— Правда, но она прежде не хотела за него, пока надеялась выйти за Якуба.

— Ну, что за парень этот жених, черт возьми! Мило на него посмотреть!

— Какой прекрасный платок подарила ему невеста, он наверное стоит не менее десяти златых! — опять заметили женщины.

Подобные разговоры слышались на дворе, когда жених подходил к порогу, где хозяин встретил его с полным стаканом. Отыскав свою невесту в каморке, где она должна была плакать, жених подошел с нею к родителям, тлампач вместо их сказал долгую речь, благодаря за воспитание и прося о благословении. Всё плакало. После благословения дружка взял под одну руку невесту, а под другую младшую дружичку; жених взял старшую дружичку, свидетели присоединились к свахе, дружички к своим кавалерам и так попарно, исключая тлампача, одиноко шедшего во главе процессии, все вышли из дому к экипажам, уже ожидавшим их. Дружички махали платками и пели, а парни им подтягивали; только одна невеста тихо плакала, порой оглядываясь назад, где в другом экипаже ехал жених со свидетелями и свахой. Зеваки разошлись, и комната на минуту опустела; только старуха мать сидела у окна и смотрела за отъезжающими, молясь за свое дитя, столько лет заменявшее ее в хозяйстве и со святым терпением сносившее все ее докучливые прихоти, приписывая их исключительно невыносимой, продолжительной болезни. Но вскоре стали сдвигаться и покрываться столы: куда ни посмотришь, везде стояла кухарка или по крайней мере стряпка. Но главным лицом, которому все было доверено, была молодая жена Томша. Она с удовольствием приняла на себя должность хозяйки, которую при свиваньи венка отправляла мельничиха. Когда свадебные гости воротились из церкви, то хозяин опять встретил их на пороге с полным кубком в руке. Невеста переоделась в другое платье, и все уселись за стол. На главном месте сидел жених рядом с невестой. Дружка ухаживал за дружичками, которые откладывали ему со своих тарелок самые лучшие куски. Тлампач заметил ему, что он как «Бог в раю». Бабушка тоже была весела и часто отделывалась шуточкой от тлампача, который везде навострял свои уши, везде совался носом и везде мешал своею угловатою фигурой. Дома бабушка бы не допустила, чтобы зернышко гороху или пшеницы упало на пол, но тут, когда гости начали кидаться горохом и пшеницей, и она взяла горстку и бросила в невесту с женихом, говоря: «Бог да обсыплет их также благословениями!» Впрочем, горох и пшеницу не растоптали; бабушка заметила, что под столом их клевали ручные голуби.