Божена Немцова - Бабушка

День, когда бабушка пекла хлеб, был внучаткам праздником. Каждый из них получал по фламингу и по пирогу со сливами или яблоками, чего прежде никогда не бывало. Но они должны были привыкнуть не ронять крошки на пол: «Крошки надо в огонь», — говорила бабушка, сметая со стола крошки, и бросала их в огонь. Если ж кто-нибудь из детей ронял крошки на пол, она приказывала тотчас собрать их, говоря: «Не смейте ходить по крошкам, за это души в чистилище плачут». Также очень сердилась она, если замечала, что хлеб неровно срезан, и всегда говорила: «Кто не сравняет хлеба, тот не поладит и с людьми». Однажды Яник попросил бабушку срезать ему с хлеба всю корку, которую он всегда охотно ел; но бабушка этого не сделала, сказав ему: «Разве ты никогда не слыхал, что кто неровно режет хлеб, режет Господу Богу пятки? Не смей у меня привередничать в еде!» — и Яник должен был отказаться от лакомого куска.

Все валявшиеся куски хлеба и корки, не доеденные детьми, бабушка совала в карман; если потом случалось быть около воды, то она бросала хлеб рыбкам; крошила муравьям, когда гуляла с детьми, или отдавала птичкам в лесу; одним словом, она не тратила даром ни одного кусочка хлеба и всегда говорила: «Уважайте дар Божий, без него худо, а кто его не уважает, того Бог тяжко накажет». Если ребенок ронял хлеб из рук, то должен был тотчас поцеловать его, как бы прося извинения; также, если где-нибудь лежало зернышко гороху, то бабушка, увидев его, всегда целовала обозначенный на нем росток. Тому же самому учила она и детей.

Если на дороге попадалось гусиное перышко, то бабушка тотчас указывала на него со словами: «Подними его, Барунка». Иногда ленивая Барунка отговаривалась: «Да, бабушка, что нам в одном пере?» А бабушка ее тотчас за это бранила: «Ты, дитятко, должна знать, что если одно перо прикладывать к другому, то их будет много; помни всегда пословицу: хорошая хозяйка за одним пером через забор перескочит».

Бабушке не слишком нравилась новомодная меблировка в большой комнате (их было две) в четыре окна, в которой спала пани Прошкова с мужем и Аделькой, и в которой обедали или полдничали только в торжественные дни. Ей казалось, что на таких упругих креслах, с такими вырезными спинками, неловко сидеть, что человек должен всегда остерегаться, как бы не упасть самому или не изломать кресла, слишком крепко прислонясь к нему. Она однажды только решилась сесть на диван; но лишь только подушка опустилась под ней, как бедная старушка до того испугалась, что чуть-чуть не закричала. Дети засмеялись над ней, сели на диван и качаясь звали к себе бабушку, чтоб опять подошла, и уверяли, что он не развалится; но бабушка не шла. «Убирайтесь! — говорила она, — кто же садится на такие качалки, это прилично только вам». На блестящие столы и шкафы она боялась что-нибудь поставить, чтобы не испортился лак, а шкаф со стеклянными стенками, наполненный различной посудой, стоял в комнате на грех, как выражалась бабушка. Дети очень охотно прыгали возле шкафа и всегда что-нибудь стаскивали, за что им много доставалось от матери. Однако нянча маленькую Адельку, бабушка охотно садилась за фортепиано, потому что расплакавшийся ребенок умолкал тотчас, как только бабушка начинала потихоньку стучать по клавишам. Барунка иногда учила бабушку наигрывать одним пальцем песенку: «Это кони, это кони…», а бабушка, кивая головой, пела и всегда размышляла: «Чего эти люди не выдумают! Подумаешь, что там непременно заперта птичка; точно какой голос там поет!»

Без необходимости бабушка не входила в комнаты дочери. Когда нечего было делать, ни на дворе, ни в доме, то она очень охотно сидела в своей комнатке, помещавшейся возле кухни и людской.

Комнатка эта была устроена по вкусу бабушки. У большой печки стояла лавка, а у стены бабушкина постель; тотчас около печки, за кроватью, помещался разрисованный сундук, а у другой стены кровать Барунки, которая выпросила у матери позволение спать с бабушкой. Посередине стоял липовый треножный стол, а над ним свешивалась вниз голубка, как подобие Святого Духа. В углу у окна стояла самопрялка и пряслице с надетою куделью, в которой торчало веретено, мотовило [5] Мотовило - валек для наматывания пряжи. висело на гвозде. На стене висело несколько образов, а над бабушкиною кроватью было Распятие, украшенное цветами. Между окнами зеленели в банках мускат и базилик, и в полотняных мешочках висели различные коренья, липовый и бузинный цвет и т.п., что составляло бабушкину аптеку. За дверью висела оловянная кропильница. В ящике в столе было бабушкино шитье, том «набожных песен», «крестный путь», связка запасных шнурков для прялки, крещенский мел и громовая свеча, которую бабушка имела всегда под руками и зажигала во время грозы. На печке стоял ящичек с трутом и огнивом. В доме для зажигания употребляли бутылочку, наполненную фосфором; но бабушка не хотела никакого дела иметь с этим проклятым снарядом. Только один раз попробовала она, но каким-то образом прожгла себе фартук, выслуживший полных 25 лет, да к тому же чуть и сама не задохнулась. С тех пор бабушка не брала бутылочку в руки. Тотчас запаслась ящичком с кремнем, дети принесли лоскутьев, надергали из них ниток и напитали их раствором серы. Бабушка, положив на печку свой зажигательный снаряд, ложилась спать уже со спокойною мыслью. Детям очень нравилось приготовление этого аппарата и они каждый день повторяли бабушке, что если ей нужно серных ниток, то они сделают.