Густав Мейринк - Голем

— Хароузек, а вы бы не помогли человеку в беде, случись у вас в кармане лишние деньги? — быстро спросил я. Мы остановились перед квартирой Гиллеля, и я постучался.

— Неужели вы меня считаете таким подлецом, раз могли подумать, что я бы не сделал этого? — огорошенный, ответил он вопросом на вопрос.

Послышались шаги приближавшейся Мириам, я ждал, пока она откроет, затем моя рука с банкнотами юркнула Хароузеку в карман.

— Нет, господин Хароузек, но вам бы пришлось считать меня таковым, если бы я не поступил так.

Прежде чем он успел что-то возразить, я пожал ему руку, и дверь за моей спиной отворилась. Здороваясь с Мириам, я краем глаза наблюдал, что он собирается делать.

Хароузек немного постоял, затем чуть слышно всхлипнул и не спеша пошел вниз по лестнице, нащупывая ступеньки, как человек, вынужденный держаться за перила.

Так получилось, что я пришел домой к Гиллелю первый раз.

Комната выглядела строго, как тюремная камера. Пол тщательно подметен и посыпан белым песком. Из мебели только два стула, стол и комод. Деревянные полки справа и слева на стенах.

Мириам сидела напротив меня у окна, а я лепил свою модель.

— Неужели надо видеть лицо перед собой, чтобы уловить сходство? — робко спросила она лишь для того, чтобы нарушить молчание.

Мы боялись взглянуть друг на друга. Мириам не знала куда девать глаза от муки и стыда за жалкую обстановку в комнате, а мои щеки полыхали огнем, когда я в душе попрекал себя, что до сих пор не удосужился узнать, как им с отцом живется.

Но все-таки мне что-то надо было отвечать!

— Не для того, чтобы схватить сходство, сколько сравнить, соответствует ли истине копия и внутренне. — Отвечая, я чувствовал, как в корне неверно было все, что я говорил.

Многие годы я тупо повторял с чужого голоса и следовал ложным аксиомам художника, что-де необходимо изучать внешнюю натуру, чтобы уметь создавать художественные вещи; и только Гиллель разбудил меня в ту ночь, это стало для меня днем рождения внутреннего зрения, подлинного умения видеть с закрытыми глазами, тотчас исчезающего, если открыть веки, — дар, о котором все думают, что владеют им, но которым на самом деле из миллиона не владел никто.

Как только я не рассуждал о возможности проверить истинность путеводной нити духовного видения примитивными средствами заурядного зрения!

Мириам, казалось, думала так же. На лице ее было удивление.

— Вам не следует понимать меня так дословно, — попытался оправдаться я.

Полная внимания, она слушала меня, пока я углублял форму стилом.

— Наверное, бесконечно трудно потом все в точности перенести на камень?

— Это только техническая сторона дела. Нечто похожее.

Мы молчали.

— Можно взглянуть на камею, когда она будет готова? — спросила она.

— Я же делаю ее для вас, Мириам.

— Нет-нет, так не пойдет… так… — Я увидел, как она беспокойно задвигала руками.

— Неужели раз в жизни вам не хотелось бы принять от меня подобную безделицу? — нетерпеливо прервал я ее. — Мне хочется, я имею право сделать для вас больше.

Она резко отвернулась.

Что же я сказал! Должно быть, глубоко обидел ее. Это прозвучало так, словно я намекал на ее бедность.

Как мне оправдаться перед ней? Не будет ли тогда еще хуже?

Я предпринял первую попытку.

— Выслушайте меня спокойно, Мириам! Прошу вас. Я обязан вашему отцу бесконечно многим, вы и представить не можете…

Она недоверчиво взглянула на меня: видимо, не понимала, о чем я.

— Да-да! Бесконечно многим. Больше, чем жизнью.

— Потому что он помог вам, когда вы потеряли сознание? Но это же так естественно.

Я понимал, что она не знает, какой союз мы заключили с ее отцом. И осторожно проверял, насколько мне можно быть откровенным, чтобы не выболтать то, что не сказал ей Гиллель.

— Думается, намного важнее, чем физическая помощь, помощь духовная. Я говорю о помощи, озаренной духовным влиянием людей друг на друга. Вам понятно, Мириам, о чем я хочу сказать? Кого-то можно исцелить и духовно, не только физически, Мириам.

— И это…

— Конечно, это сделал ваш отец! — Я взял ее за руку. — Неужели вы не понимаете, что я от всего сердца захотел доставить радость если уж не ему, то все-таки кому-то, кто близок ему так, как вы? Хоть самую малость, поверьте мне! Неужели у вас нет никакого желания, которое я мог бы для вас исполнить?

Она покачала головой:

— Вам кажется, что я чувствую себя здесь несчастной?

— Конечно, нет. Но, может быть, вас мучают порою какие-то заботы, от которых я сумел бы вас избавить? Вы обязаны, — слышите! — обязаны позволить мне участвовать в этом! Почему вы с отцом живете здесь, в этом темном и мрачном переулке, когда могли бы жить в лучшем месте? Вы еще так молоды, Мириам, а…