Анри Шарьер - Ва-банк

— Да, видел. Часто.

— Так вот, эти запруды, которые вы так бездумно разрушали, есть не что иное, как ловушки для рыбы, построенные мотилонами. И здесь вы им навредили.

— Ты прав на все сто. Так поступают только варвары! — согласился с ним я.

На обратном пути я часто размышлял о том, что рассказал мне этот весь насквозь пропитанный ромом полукровка, и решил кое-что предпринять. Добравшись до Маракаибо, я немедленно отправил письмо управляющему Бланше с просьбой безотлагательно принять меня.

На следующий день он пригласил меня зайти. В офисе присутствовал также главный геолог компании. Я сказал им, что, если они не хотят, чтобы в экспедициях убивали или ранили людей, дело надо организовать по-другому, и что я с охотой готов взяться за это. Пусть Крайчет по-прежнему числится начальником партии, но за дисциплиной и порядком буду следить я. Они охотно согласились, тем более что Крайчет в своем отчете написал, что еще одна экспедиция в горы, в еще более опасный и труднодоступный район, сулит невиданные по выгоде геологические открытия. Я ничего не сказал им о причинах, вызвавших столь неожиданное с моей стороны предложение, а также о том, как я собираюсь обеспечить безопасность; впрочем, они ни о чем таком не расспрашивали. Янки — люди практичные, для них главное — результат.

От начальника национальной гвардии я добился распоряжения, чтобы на контрольно-пропускном пункте при входе на территорию мотилонов у всех участников экспедиции отбирали бы ружья и прочее огнестрельное оружие. Для этого надо было только придумать некий благовидный предлог. В Маракаибо же об этом знать не должны — нанять людей, заранее предупрежденных о том, что они пойдут по земле мотилонов безоружными, будет уже совершенно невозможно.

Все прошло прекрасно. В Ла-Бурра у последнего поста у всех участников экспедиции, за исключением двоих, отобрали оружие, причем этих двоих я предупредил, что стрелять они могут лишь в случае крайней опасности. У меня самого остался только револьвер. С того дня все экспедиции подобного рода проходили без всяких осложнений.

Я прекрасно ладил с людьми, и они меня слушались. Вообще это мое новое занятие страшно захватило меня. Теперь, вместо того чтобы разрушать запруды, мы осторожно обходили их. К тому же, зная, что у мотилонов не хватает продовольствия, мы, покидая место очередной стоянки, всякий раз оставляли там банки с консервами или же с сахаром и солью, а иногда и другие продукты, а также мачете, нож или маленький топорик. На обратном пути мы этих предметов, разумеется, не обнаруживали. Все исчезало, даже использованные жестянки. В общем, политика моя увенчалась успехом, а поскольку никто в Маракаибо толком не знал, как именно я этого добился, стали ходить слухи, будто бы я «брухо», колдун, или же каким-то таинственным образом связан с мотилонами.

Как-то раз во время одной из таких экспедиций мне пришлось нанять в проводники охотников на крокодилов, отца и двух сыновей Фуенмейеров. Они прекрасно знали эти края, к тому же сами вызвались присоединиться к экспедиции, потому что опасались стать легкой добычей мотилонов. Днем они вели нас к цели, ночами охотились на аллигаторов.

Они происходили из племени маракучо из Маракаибо. Язык их отличала приятная музыкальность, да и товарищами они были надежными: обладали лучшими из присущих индейцам качествами — умом, находчивостью, преданностью. Я подружился с этими славными маракучо дружба эта сохранилась и по сей день.

Охота на аллигаторов, зубастых тварей, достигающих более трех метров в длину, — занятие крайне опасное. Как-то раз ночью я отправился на охоту вместе с Фуенмейером-отцом и старшим его сыном. Уселись в легонькое каноэ — отец на корме у руля, я в середине, и сын на носу. Тьма стояла — хоть выколи глаз, и слышно тоже ничего не было, кроме шепота джунглей да слабого плеска воды о борта каноэ. Мы не курили, молчали, сидели, не шелохнувшись.

Время от времени мы направляли на поверхность воды луч мощного электрического фонаря, и тут же в ответ появлялась пара красных светящихся точек. Две точки — один аллигатор. Немного впереди этих глаз должны находиться ноздри, ведь глаза и нос — это единственные части тела, которые выступают у плывущего аллигатора на поверхность. Жертву выбирают в зависимости от расстояния между охотником и красными точками — чем ближе, тем лучше. Выбрав, мы направились к ней, погасив фонарь. Старик Фуенмейер на редкость ловко умел рассчитывать расстояние и определять точное местонахождение аллигатора, для этого ему достаточно было одной лишь вспышки света продолжительностью не более секунды. Мы быстро гребли к цели, направив яркий луч уже в выбранную точку. Чудовище, как правило, находилось там, ослепленное. Фонарь не выключали до тех пор, пока мы не оказывались всего в двух-трех метрах от крокодила. Стоя на носу, молодой Фуенмейер держал в левой руке фонарь, а в правой гарпун с тяжелым свинцовым наконечником — единственное холодное оружие, способное пробить толстую крокодилью шкуру.