Шарль де Костер - Свадебное путешествие

— В Остенде, к морю.

— К морю! — обрадовалась Маргерита, захлопав в ладоши, как ребенок.

— Да, к морю, подышать соленым воздухом… И не слышать оскорблений с утра до вечера.

Маргерита посвятила в план поездки Розье, и та, выражаясь высоким штилем, «выразила живейшее сожаление, что не сможет сопровождать мадам свою дочь и мсье зятя на воды, поскольку приглашена отобедать у господина графа де С., господина герцога де З., господина барона де А. Кавалер Д., весьма богатый, хотя и очень захудалого рода, тем не менее желал бы, чтобы она оказала ему честь провести несколько дней в его деревне. Несмотря на все сожаления о том, что она не может разделить с мадам своей дочерью забавы и удовольствия курортных мест, она вынуждена отпустить ее одну с мужем, чьего приятного общества ей, без сомнения, будет предостаточно. Она искренне пожелала, чтобы они вернулись в замок в добром здравии. Она просит только об одном — чтобы мадам дочь соизволили на время своего отсутствия приказать передать ей все ключи от дома и дать прислуге все необходимые распоряжения, дабы ее саму обслуживали как подобает обслуживать даму высокого рода и прекрасного воспитания».

Поль спокойно вынес эту картечь банальных фраз. Ответил он так:

— Госпожа баронесса может быть уверена в неукоснительном выполнении ее приказаний. Я буду иметь честь просить госпожу мою супругу передать ключи госпоже баронессе ее матери, которую я имею честь заверить в живейших выражениях в моем наивысшем и почтительнейшем уважении.

Произнеся эту фразу, Поль склонился в земном поклоне и приготовился ретироваться.

Маргерита перед уходом хотела было кинуться на шею к Розье. Но та, свеженакрашенная, оттолкнула ее и лишь протянула руку для поцелуя.

Маргерита сразу поняла, поцеловала ей руку и больше не настаивала. Поль ретировался задом, продолжая церемонно раскланиваться.

Розье не посмела разозлиться, боясь показать, что поняла насмешку своего самого лютого врага.

Маргерита вышла. Следом Поль. В прихожей он сразу крепко обнял Маргериту и по-простонародному поцеловал ее. На следующее утро в пять часов они уехали и к ночи были уже в Остенде.

Когда они прибыли, часы на церкви братьев-капуцинов пробили восемь раз. Стояла духота. Последние лучи угасали в темном, как чернила, небе. Ни проблеска света, все замерло, ни ветерка — одно только глухое ворчание моря, исходившее из его бездн, волнуемых электрическими разрядами близкой грозы. Они прошли по подъемному мосту над пропастью и вскоре дошли до запруды. Море расстилалось перед ними, светящееся и ревущее.

— Поль! — позвала Маргерита. — Поль! А что там за огни?

Она прижалась к нему.

— Ты боишься? — спросил он.

— Нет. Ты не повез бы меня туда, где опасно. К тому же вся эта публика, что стоит, опираясь на парапет, кажется всем довольной. И я тоже хочу быть всем довольной. Я пойду за тобой всюду.

— Присядем на скамейку?

— Да.

— Дождь пошел, и капли крупные.

— А они теплые, эти капли, мне нравится такой дождь.

Они присели. Прижавшись друг к другу, Поль и Маргерита обменивались тайными поцелуями под мимолетными, но обильными и красноватыми испарениями, ниспадавшими с черных небес. Когда их влажные руки соединялись, по ним пробегал электрический разряд, и они пожимали их друг другу в тихой истоме, таящей внутри столько страсти, и глухо и серьезно шептались о чем-то.

Морская волна тоже что-то рассказывала, как будто умела говорить, когда грозовой шторм, точно любовник, ласкал ее приливами своей любви. Море все точно пылало. Оттуда, где заканчивались волнорезы и молы, и до самого далекого горизонта это была не простая подсветка. В каждом гребне волны светился свой блуждающий огонек, и все они то исчезали и гасли, то перебегали в другие гребни других волн от непрестанного движения вод. Глухой гром, неторопливый, звучный, ласкающий, наводил на мысли о тысячеруком великане, обольщающем море и ревом возвещающем о своей великой любви к нему.

Огромные волны, вздымавшиеся над волнорезами, над высокой плотиной, сперва вспыхивая, потом медленно опадая и растворяясь в водном потоке, казалось, рычали от наслаждения. Небо совсем почернело, а воды усеяли просветленные блики. Над волнорезами словно пролетали огненные змеи. Гиппогрифы, химеры, сирены взвивались над молами и, казалось, вот-вот взберутся на них. Поль и Маргерита чувствовали, как передается им жар, кипевший в лоне волн. Каждый миг порождал новое страшилище, нетворимую светящуюся форму, возвышавшуюся над потоками вод. А то чудовища сбивались в стаи и шли на приступ мола, разверзнув пасти, с огненной гривой, гонимые ветром, дувшим с такой силой, что над молом несся вихрь песка с дюн Вест-Порта. Потом восходили просветленные бездны, они мягко клубились вглубь и взывали к влюбленной паре. Поль с Маргеритой, не отрывая глаз от грациозных линий накатывающих волн, их сладострастных изгибов, огненно горевших лож любви, возникавших меж валов, казалось, вот-вот откликнутся на эти головокружительные призывы. Им хотелось погрузиться в море и раствориться в нем, качаясь на движущемся ложе из водных потоков.