Константин Симонов - Последнее лето

— Будет передано, — обещал оперативный дежурный и положил трубку.

Зинаида передала все это через оперативного дежурного, чтобы там, в штабе, знали, что у Синцова ранена жена. Такое известие облегчало ему возможность вырваться и приехать. А приехать было необходимо. Зинаида, вернувшись со станции, все-таки прочла Танино письмо.

В первый раз, когда Таня всучила ей это письмо, Зинаида продержала сутки и отдала. А теперь прочла. И не жалела об этом.

«Пусть хоть с кулаками бросается, — думала Зинаида про Синцова, — а скажу ему, что прочла! Заклеила обратно так, что не заметит, а все равно — скажу! Потому что без этого нельзя объяснить ему, что он должен удержать Таню, хотя она и уехала».

Ей казалось, что она может его научить, как это сделать. Хотя на самом деле она совершенно не знала, что ей надо говорить Синцову, потому что не знала самого главного — как он сам отнесется к тому, что может быть жива его жена, которая считалась погибшей. А вдруг он любил ее больше, чем Таню? И продолжает любить?

До сих пор в глазах Зинаиды — женщины с неудавшейся семейной жизнью — Таня, несмотря на все свои беды, была счастливая. И из-за того, что Таня, оказывается, тоже несчастливая, Зинаида теперь еще сильнее любила ее и хотела помочь ей. Чем помочь, она сама не знала, но, как свойственно людям с сильным характером, считала, что все это должно выйти само собой, потому что это правильно.

Когда Синцов зашел в избу, где сидела за столом Зинаида и писала какую-то бумагу, она, подняв на него глаза, удивилась, как быстро он появился.

— Здравствуй. Уже передали тебе? — Она встала навстречу Синцову.

— Что передали? Ничего мне не передали. Ездил на аэродром, сопровождал, в Москве будут хоронить. На обратном пути заехал… Знаешь, конечно, что у нас?

— Знаю, — сказала Зинаида, подумав про себя! «Я-то знаю, а ты-то вот не знаешь». — Садись. — И, еще не решив, о чего начать про Таню, оттянула время, спросила: — Ты с ним был, когда это вышло?

— С ним.

— И тебе ничего?

— Ничего. Только его одного… И водителю руку.

— Нам так и говорили.

— Так это и есть.

Зинаида больше не спрашивала, молчала, и он был рад этому.

— Тани нет?

Синцов понимал, что Таня могла быть здесь среди дня только по случайности, но все-таки спросил.

— Нет.

— Я напишу ей записку и оставлю у тебя.

Синцов потянулся за полевой сумкой.

— Погоди, — остановила его Зинаида. — Ее вчера ранило. Опасности нет. Ранение не тяжелое, можно считать — легкое.

Он тупо посмотрел на нее, словно еще не поняв, что она сказала. Потом спросил:

— Где она?

— Увезли в тыл. Сама вчера вечером погрузила на летучку. Искала тебя с утра, звонила через дежурного. Когда ты вошел, подумала: он передал…

— Куда? — спросил Синцов, не отвечая на неважное! «звонила — не звонила», «передал — не передал»…

— В спину, — сказала Зинаида. — Осколок гранаты, небольшой. Внутри ничего не задел, ни почки, ни плевры. Вошел сзади, снизу и застрял под ребром. Чувствовала себя хорошо, когда я ее погрузила, температура невысокая. Очень удачное, можно считать, легкое, — еще раз повторила она.

— А почему, если легкое, не оставили на излечение в армии? Почему в тыл?

Зинаида пожала плечами.

— Что, я врать тебе буду? В самом деле легкое. Считается средней тяжести, потому что в таком опасном месте. А по сути, легкое.

— А почему же не оставили? — снова спросил Синцов.

— Так получилось. — Зинаида помолчала и добавила: — Она сама не захотела.

Ответить так было самое трудное — за этим ответом стояло все, что ей предстояло рассказать, а ему узнать.

Но лицо Синцова осталось спокойным. Он услышал именно то, что и ожидал сейчас услышать.

— Когда ее вчера ранило?

— Около двух часов. — Зинаида рассказала все, что знала сама. — Наш генерал велел реляцию написать. На Красное Знамя!

Но Синцов — это было видно по его лицу — про орден пропустил мимо ушей. Думал о другом: значит, до ее ранения не прошло и шести часов с той минуты, когда она там, на Березине, сказала ему о Маше и о том, что им дальше нельзя быть вместе. Все в один день!

— В голове не укладывается, — сказал он вслух.

И в самом деле не укладывалось. Много раз в жизни боялся за нее, а ни вчера, ни сегодня, после смерти Серпилина, просто не приходило в голову, что еще и с ней что-то может случиться.

— Она мне письмо для тебя отдала, — наконец решилась Зинаида. — Еще раньше, перед наступлением, написала, но все с собой носила. А когда прощалась, отдала для тебя… Посиди прочти, я сейчас вернусь. Мне надо уйти.