Чарльз Диккенс - Блестящая будущность

Она была безъ чувствъ, и я не позволилъ ее трогать. Послали за докторомъ, а я держалъ ее все время, точно боялся, что если я ее выпущу, то огонь снова вспыхнетъ, и она сгоритъ. Когда я приподнялся съ полу по прибытіи врача, то былъ удивленъ, замѣтивъ, что обѣ мои руки обожжены.

Осмотрѣвъ миссъ Гавишамъ, докторъ рѣшилъ, что ожоги хотя и серьезные, по сами по себѣ не представляютъ опасности; опасность заключается главнымъ образомъ въ нервномъ потрясеніи. Разспросивъ прислугу, я узналъ, что Эстелла находится въ Парижѣ, и взялъ слово съ доктора, что онъ напишетъ ей съ первой же почтой. Семью миссъ Гавишамь я взялся извѣстить самъ, намѣреваясь увѣдомить одного только м-ра Матью Покета и предоставить ему, если онъ сочтетъ нужнымъ, извѣстить остальныхъ. Я такъ и сдѣлалъ на слѣдующій же день, черезъ Герберта, какъ только вернулся въ Лондонъ.

Руки мои были перевязаны. Лѣвая рука обгорѣла до локтя довольно сильно; выше локтя до плеча ожоги были слабѣе: мнѣ было очень больно, но я былъ благодаренъ, что не случилось худшаго. Волосы мои тоже обгорѣли, но голова и лицо были невредимы.

Когда Гербертъ съѣздилъ въ Гаммерсмитъ и повидался съ отцомъ, онъ вернулся назадъ на нашу квартиру и сталъ ухаживать за мной. Онъ былъ нѣжнѣйшей сидѣлкой и въ опредѣленное время снималъ повязки, обмачивалъ ихъ въ прохлаждающую жидкость, стоявшую наготовѣ, и снова накладывалъ повязку съ терпѣливой нѣжностью, за которую я былъ ему глубоко благодаренъ.

Моимъ первымъ вопросомъ было, конечно: все ли благополучно на рѣкѣ?

— Я видѣлъ Провиса вчера вечеромъ, Гендель, — отвѣчалъ Гербертъ, — и говорилъ съ нимъ добрыхъ два часа. Знаешь ли, Гендель, онъ исправляется!

— Я уже говорилъ тебѣ, что мнѣ показалось, что онъ смягчился, когда я видѣлъ его въ послѣдній разъ.

— Да, это правда. Онъ былъ очень разговорчивъ вчера вечеромъ и разсказалъ мнѣ еще многое изъ своей жизни. Помнишь, какъ онъ упоминалъ про женщину, съ которой ему было много хлопотъ. Что, тебѣ больно?

Я вздрогнулъ, но не отъ его прикосновенія, а отъ его словъ.

— Я забылъ объ этомъ, Гербертъ, но теперь ты мнѣ напомнилъ. Передай мнѣ все, что онъ тебѣ сообщилъ. Каждое слово.

— Ну, вотъ эта женщина судилась за убійство, и защищалъ ее м-ръ Джагерсъ, и благодаря славѣ, которую онъ заслужилъ этой защитой, имя его стало извѣстно Провису. Жертвой была другая и болѣе сильная женщина и между нею и убійцей происходила борьба — въ сараѣ. Какъ она началась, неизвѣстно, но конецъ былъ печаленъ: женщина была задушена.

— Она была признана виновной?

— Нѣтъ, она была оправдана. — Мой бѣдный Гендель, я опять причинилъ тебѣ боль!

— Нѣтъ, Гербертъ. Что же дальше?

— У этой оправданной, молодой женщины и у Провиса, — продолжалъ Гербертъ, — былъ маленькій ребенокъ, котораго Провисъ чрезвычайно любилъ. Вечеромъ, передъ ужасной ночью, когда произошло убійство, молодая женщина приходила на минуту къ Провису и побожилась, что изведетъ ребенка. и никогда больше къ нему не вернется; послѣ этихъ словъ она исчезла. Дурно или хорошо онъ обращался съ матерью своего ребенка — этого Провисъ не говоритъ, но она раздѣляла съ нимъ четыре или пять лѣтъ той злополучной жизни, которую онъ намъ описывалъ тогда у камина, и, повидимому, онъ относился къ женѣ съ жалостью и терпѣніемъ. Боясь, чтобы его не вызвали свидѣтелемъ по поводу убійства ребенка, онъ прятался, пока продолжался судъ. Послѣ оправданія женщина исчезла, и такимъ образомъ онъ лишился и ребенка, и матери этого ребенка.

— Я хотѣлъ спросить…

— Погоди минутку, дорогой мальчикъ, — сказалъ Гербертъ, — и я сейчасъ кончу. Его злой геній, Компейсонъ, негодяй изъ негодяевъ, зная, что онъ прячется, и зная, почему онъ это дѣлаетъ, воспользовался впослѣдствіи этой тайной, чтобы держать его въ нищетѣ, и заставлять работать на себя, какъ негра. Мнѣ стало вчера вечеромъ ясно, что это и есть причина ненависти къ нему Провиса.

— Я бы особенно желалъ знать, Гербертъ, говорилъ ли онъ тебѣ: когда все это случилось?

— Постой, дай вспомнить. Онъ выразился такъ: добрыхъ двадцать лѣтъ тому назадъ и почти сейчасъ же послѣ того, какъ я связался съ Компейсономъ. Сколько лѣтъ тебѣ было, когда ты встрѣтился съ нимъ на кладбищѣ?

— Думаю, что мнѣ шелъ седьмой годъ.

— Ай! Это случилось значитъ три или четыре года передъ тѣмъ; по его словамъ, ты напомнилъ ему маленькую дѣвочку, таинственная потеря которой такъ его огорчила; она была приблизительно твоихъ лѣтъ.