Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 2

Утро застало ее опять на ногахъ, быстро слабѣющею въ смыслѣ ясности мыслей, но не въ смыслѣ твердости рѣшеній. Понимая, что силы покидаютъ ее и что борьба ея жизни подходить къ концу, она не могла обсудить, какъ ей вернуться къ своимъ покровителямъ, не могла даже додуматься до этой идеи. Всепожирающій страхъ передъ рабочимъ домомъ и рождаемая имъ гордая рѣшимость умереть неуниженною — таковы были два раздѣльныя впечатлѣнія въ ея слабѣющемъ разсудкѣ. Поддерживаемая однимъ лишь сознаніемъ, что надо побѣдить въ этой долгой борьбѣ всей ея жизни, она шла впередъ.

И вотъ, насталъ часъ, когда нужды сей мизерной жизни перестали существовать для нея. Она не могла бы проглотить ни капли пищи, будь для нея накрытъ въ сосѣднемъ полѣ роскошнѣйшій столъ.

День былъ холодный и дождливый, но она не замѣчала ни холода, ни дождя. Она ползла, бѣдняжка, какъ преступникъ, боящійся, чтобъ его не схватили, и не чувствовала почти ничего, кромѣ страха свалиться на дорогѣ днемъ и быть захваченной живою. Она не боялась пережить еще ночь.

Деньги на похороны, зашитыя въ лифѣ платья, были цѣлы. Если она протянетъ еще день, а потомъ ляжетъ и умретъ подъ покровомъ ночной тьмы, — она умретъ независимою. Если ее найдутъ раньше, то деньги у нея отберутъ, какъ у нищей, не имѣющей права на нихъ, и отведутъ ее въ проклятый рабочій домъ. Если же ей посчастливится во-время умереть, на груди у нея найдутъ письмо съ деньгами, и, когда его доставятъ ея добрымъ друзьямъ, они скажутъ: «Она дорожила нашимъ письмомъ, наша старушка Бетти, дорожила, пока жива была, не опозорила его, не дала ему попасть въ руки тѣхъ, кого она такъ ненавидѣла и боялась».

Разсужденіе въ высшей степени нелогическое, нелѣпое, непродуманное разсужденіе. Но путники въ долинѣ смерти не склонны продумывать свои мысли, а доживающіе вѣкъ старые люди низшихъ классовъ мыслятъ вообще такъ же скудно, какъ и живутъ, и, безъ сомнѣнія, оцѣнили бы наши законы о бѣдныхъ съ болѣе философской точки зрѣнія, имѣй они тысячъ по десяти годового дохода.

Держась окольныхъ дорогъ и избѣгая встрѣчъ, наша безпокойная старушка Бетти шла, крадучись, въ теченіе долгаго, тяжкаго дня. И все же настолько не походила она на обыкновенныхъ бродягъ, что минутами, когда день началъ наконецъ склоняться къ вечеру, въ глазахъ ея загорался яркій огонь и слабое сердце начинало биться сильнѣе, какъ будто она говорила въ экстазѣ: «Господь проведетъ меня по моему пути».

Какія невидимыя руки вели ее по этому пути бѣгства отъ добраго самарянина, какіе замогильные голоса окликали ее, какъ ей казалось, что умершее дитя снова покоится у нея на рукахъ, и какъ она несчетное число разъ поправляла на себѣ шаль, чтобы лучше согрѣть ему ножки, какія разнообразныя формы башенъ, крышъ и колоколенъ принимали деревья, какъ за нею скакали безчисленные всадники съ крикомъ: «Вотъ она! Стой! Стой, Бетти Гигденъ!» и какъ они расплывались въ воздухѣ, настигнувъ ее, — все это останется неразсказаннымъ.

Шагая все впередъ и прячась отъ людей, прячась отъ людей и шагая, бѣдная, беззащитная женщина, словно убійца, преслѣдуемый всѣмъ околоткомъ, скоротала кое-какъ этотъ день и дождалась ночи.

«Кажется, заливные луга или что-то въ этомъ родѣ», бормотала она минутами на ходу, когда поднимала голову и замѣчала что-нибудь изъ окружавшихъ ее реальныхъ предметовъ. Вотъ, въ темнотѣ передъ ней поднялось какое-то большое зданіе со множествомъ освѣщенныхъ оконъ. Изъ высокой грубы, стоявшей за домомъ, шелъ дымъ, а гдѣ-то въ сторонѣ шумѣло водяное колесо. Между нею и домомъ лежала площадь воды, въ которой отражались освѣщенныя окна. Кругомъ тянулись рядами деревья.

«Смиренно благодарю Всесильнаго и Преславнаго Бога за то, что я дошла до конца моего странствія», сказала Бетти Гигденъ, воздѣвъ къ небу свои изсохшія руки.

Она пробралась къ стволу одного изъ деревьевъ, откуда, въ промежутки между стволовъ и вѣтвей, ей были видны освѣщенныя окна, реальныя и отраженныя въ водѣ. Она поставила свою чистенькую корзинку, опустилась на землю и прислонилась къ стволу. Ей это напомнило подножіе креста, и она поручила себя Тому, Кто умеръ на немъ. У нея хватило силъ расправить на груди письмо такимъ образомъ, чтобы всякій сразу могъ замѣтить, что тамъ лежитъ бумага. Силъ ея хватило только на это, и когда это было сдѣлано, онѣ покинули ее.

«Здѣсь я въ безопасности», думала она, теряя сознаніе. «Меня найдетъ мертвою у подножія креста кто-нибудь изъ такихъ же бѣдняковъ, какъ я, — кто-нибудь изъ рабочихъ, трудящихся вонъ тамъ, гдѣ огни… Вотъ я ужъ не вижу освѣщенныхъ оконъ, но они свѣтятся — я знаю… Благодарю за все».