Александр Хьелланн - Яд

Между тем близилась пасха, и вскоре предстоял день конфирмации. Об этом Абрахам думал теперь с чувством страха и досады, как о неприятности, которую нельзя избежать, но которая в дальнейшем несомненно принесет свою пользу.

Профессор Левдал, напротив того, относился к конфирмации сына с превеликой серьезностью.

В одиноком доме, среди мучительных мыслей и воспоминаний, профессор Левдал проникся стремлением как можно скорее превратить сына во взрослого человека. Он обдумал каждую мелочь, связанную с предстоящим шагом. Абрахам явится в церковь во фраке. И новая комната с альковом будет ему приготовлена во втором этаже дома.

Абрахам горячо воспротивился фраку. В последнее время это было не принято. Конфирманты были теперь такими юными и тщедушными, что носили либо куртки, либо короткие сюртучки. Но профессор Левдал растолковал мальчику, в чем заключается его ошибка, — Абрахам значительно старше обычных конфирмантов, и он выглядит совсем взрослым и возмужавшим. И поэтому фрак ему совершенно необходим.

Эти мотивы поколебали протест Абрахама, тем более что ему давно уже хотелось иметь фрак. А теперь этот фрак он, по словам отца, получит вместе с золотыми часами. Помимо того, отец намерен был дать в скором времени разрешение сыну курить дома.

В день конфирмации, перед тем как проснуться, Абрахам увидел сон. Он явственно увидел свою мать, которая вошла в его комнату, — она вошла именно так, как он это представлял себе множество раз.

Абрахам поднялся с постели. Какая-то робость и страх овладели им. Ему показалось, что глаза его матери в упор взглянули в его глаза. И теперь этот ее испытующий взор, наверно, будет сопровождать его всюду.

За окном Абрахам услышал первый церковный звон. Значит, пора идти в церковь. Там предстоит ему встать в первом ряду и при всем приходе дать свой обет.

И тут Абрахам снова почувствовал, что глаза его матери будут следовать за ним по пятам, — она приходила, чтобы услышать его чистосердечную исповедь. И смеет ли он теперь идти в церковь?

Новенький, изящный фрак на шелковой подкладке, который так радовал его, показался ему сейчас чем-то совершенно неподходящим, и он даже отложил его в сторону.

Абрахам стал думать о том глубоком значении, которым, по сути дела, обладает сегодняшняя церемония. А как обстоят дела с ним самим? Подготовлен ли он к конфирмации? Не написано ли у него на лбу, что он лицемер и обманщик?

Именно о таком лицемерии и обмане говорила ему его мать.

Да и пробст Спарре еще вчера, когда конфирманты принесли ему деньги, также уговаривал всех хорошенько и со всей серьезностью обдумать этот свой шаг, чтобы не оказаться перед лицом бога обманщиком.

Абрахам взял Новый завет и, раскрыв книгу, стал читать; однако мужество оставило молодого человека — он чувствовал дрожь во всем теле, и его зубы стучали.

Но тут он услышал шаги отца и тогда тотчас же облачился во фрак.

Профессор вошел в комнату сына полностью одетый — в широком белом галстуке и с тремя орденами. У него было больше орденов, чем у кого-либо в городе.

— Доброе утро, мой мальчик! — благостно произнес отец. — Пусть сам господь бог сегодня благословит тебя.

Сказав это, отец протянул Абрахаму большой футляр. Абрахам взял его и держал, не решаясь открыть.

— Открой этот футляр, — сказал отец, — там лежат твои часы, которые я дарю тебе в день твоей конфирмации.

Абрахам открыл крышку футляра. На белой шелковой материи лежали золотые часы с цепочкой и медальон.

Абрахам поспешно открыл медальон, и в тот же миг он вздрогнул. Он увидел глаза, от которых нельзя было скрыться, он увидел тот пристальный взор, какой пробудил его утром.

Профессор Левдал, обняв сына, растроганно сказал ему:

— Этот медальон — подарок от твоей покойной матери.

Абрахам пролепетал слова благодарности и надел часы. Теперь фрак выглядел значительно нарядней, лучше. Как будто даже прибавился рост, увеличилась стройность. Однако в лице Абрахама было еще что-то ребяческое. Кожа была в прыщах, и нос слишком уж выделялся — он был не совсем пропорционален остальным чертам.

Отец осматривал Абрахама с гордостью. Увидев раскрытый Новый завет, профессор дружески похлопал сына по плечу.

— Правильно, мой мальчик! — сказал он. — Я вижу, что ты относишься к конфирмации со всей серьезностью.

Пасха в этом году выдалась ранняя. Она пришлась на начало апреля.

Сегодня был первый солнечный и сравнительно теплый день. Улицы с утра заполнились народом. Церковь была переполнена, и многие стояли у входа, чтобы лучше увидеть, как пойдут конфирманты.