Грэм Грин - Избранное

— Все здесь.

— Ничего подозрительного не обнаружили?

— Ничего.

— Обыщите еще раз.

Время опять остановилось, как испортившиеся часы. Лейтенант вынул из кармана портсигар, повертел его в руках и сунул обратно. И снова подошел к нему полицейский и доложил:

— Ничего.

Лейтенант рявкнул:

— Внимание! Слушайте меня. — Кольцо полицейских сомкнулось, сгоняя людей к лейтенанту, — только детей не тронули. Священник увидел, что его дочь стоит рядом с лейтенантской лошадью; она могла достать только чуть повыше его сапога и, протянув руку, дотронулась до кожаного голенища. Лейтенант сказал: — Я разыскиваю двоих — один иностранец, янки, убийца. Янки здесь нет, это я вижу. За его поимку назначено пятьсот песо. Так что не зевайте. — Он помолчал и обвел всех взглядом; священник почувствовал, что глаза остановились на нем; как и остальные, он смотрел себе под ноги. — Другой, — сказал лейтенант, — священник. — Он повысил голос: — Вы понимаете, что такое священник? Предатель республики. Каждый, кто укроет его, тоже предатель. — Их неподвижность выводила лейтенанта из себя. Он сказал: — Если вы верите словам этих священников, значит, вы глупцы. Им нужно от вас только одно — деньги. Чем помог вам Бог? Вы сами сыты? А дети ваши сыты? Вместо того чтобы насытить вас, священники разглагольствуют о царстве небесном. Вот умрете, говорят они, и все будет прекрасно. А я говорю вам — все будет прекрасно, когда они умрут, и поэтому вы должны нам помочь. — Девочка не снимала руки с его сапога. Во взгляде, которым лейтенант посмотрел на нее, была затаенная нежность. Он убежденно проговорил: — Этот ребенок стоит большего, чем папа римский. — Полицейские стояли опершись о винтовки; один зевнул. Индюк с громким шипением проследовал назад, к хижинам. Лейтенант сказал: — Если вы видели этого священника, говорите. Вознаграждение семьсот песо.

Все молчали.

Лейтенант дернул лошадь за уздцы и повернул ее головой к ним. Он сказал:

— Нам известно, что он в этих местах. Вы, может, не знаете, что случилось с человеком из Консепсьона? — Одна женщина заплакала. Он сказал: — Подходите ко мне по очереди и называйте свое имя. Нет, не женщины — мужчины.

Они хмуро потянулись к нему цепочкой, и он спрашивал их:

— Как зовут? Чем занимаешься? Женат? Которая твоя жена? Ты слышал про этого священника? — Только один человек оставался теперь между священником и головой лошади. Священник начал читать про себя покаянную молитву, почти не вдумываясь в слова:

— …мои прегрешения, ибо они распяли Спасителя нашего на кресте… и что еще тяжелее, ими я оскорбил… — Теперь он один стоял перед лейтенантом. — Обещаю отныне никогда больше не оскорблять Тебя… — Это были всего лишь слова, но ведь человеку надо как-то подготовиться. С таким же успехом он мог написать завещание — вероятно, столь же бесполезное.

— Как зовут?

Он вспомнил расстрелянного из Консепсьона и сказал:

— Монтес.

— Видел этого священника?

— Нет.

— Чем занят?

— У меня немного земли.

— Женат?

— Да.

— Которая твоя жена?

И вдруг заговорила Мария:

— Это я. Что вы все спрашиваете и спрашиваете! Похож он, по-вашему, на священника?

Лейтенант стал разглядывать что-то, лежавшее у него на седельной луке, — какую-то затрепанную фотографию.

— Покажи руки, — сказал он.

Священник поднял их; они были заскорузлые, как у рабочего. Лейтенант вдруг наклонился с седла и потянул носом, принюхиваясь к его дыханию. Люди хранили полное молчание — зловещее молчание. Лейтенант почувствовал в нем страх. Он присмотрелся к исхудалому, покрытому щетиной лицу и снова посмотрел на фотографию.

— Ладно, — сказал он. — Следующий, — и лишь только священник отступил в сторону, добавил: — Подожди. — Он положил руку Бригитте на голову и осторожно потянул ее за жесткие черные волосы: — Взгляни на меня. Ты ведь всех здешних знаешь?

— Да, — сказала она.

— Кто этот человек? Как его зовут?

— Не знаю, — сказала девочка. Лейтенант затаил дыхание:

— Не знаешь, как его зовут? Он чужой?

Мария вскричала:

— Да она даже своего имени не знает! Спросите у нее, кто ей отец.

Девочка посмотрела лейтенанту в лицо, потом перевела свои хитрые глаза на священника.

— Прости же мне все мои прегрешения, — повторял он про себя, скрестив пальцы на счастье. Девочка сказала:

— Вот этот. Вот он.

— Хорошо, — сказал лейтенант. — Следующий. — Опрос продолжался: — Как зовут? Работаешь? Женат? — А солнце все выше поднималось над лесом. Священник стоял, сжав перед собой руки; смерть снова отступила на какое-то время. Его терзало искушение броситься лейтенанту в ноги и признаться: «Я тот, кого вы ищете». И тогда расстреляют тут же, на месте? Его манил обманчивый соблазн покоя. Высоко в небе дежурил стервятник; с такой высоты люди, должно быть, как две стаи плотоядных зверей, готовых в любую минуту броситься друг на друга, и стервятник крошечной черной точкой маячил в небе, дожидаясь падали. Смерть еще не конец мучениям, вера в покой — это ересь.