Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

Лештяк шутливо захватил в горсть пышную тугую косу цыганочки:

— Ну, привязать?

— Делайте, что хотите, — покорно, тихим голосом промолвила девушка в ответ.

— Не стану я тебя привязывать, не бойся. О другом я сейчас думаю.

Тут он с напускным равнодушием перекинул косу, эту дразнящую змею, на другое плечо девушки, а коса щелкнула, как кнут, обвилась вокруг точеной шейки и концом своим снова оказалась возле руки Лештяка.

Они долго молчали, и молодой человек часто потирал ладонью свой лоб.

— Думаю я, — сказал он наконец шепотом, — что косу эту тебе остричь придется. Под самый корень!

Цинна удивленно подняла на него свои глаза, блестевшие даже в темноте.

— Пододвинься ко мне поближе, Цинна, чтобы возница не расслышал, что я тебе говорить стану. Прислонись ухом к моему рту. Еще ближе! Не бойся, не поцелую.

— А мне-то что? Целуйте!..

— Так вот, говорю я, надо будет тебе остричь волосы.

— Ну так остригайте.

— А затем сойти с телеги… — Девушка сделала беспокойное движение. — Потому что искать тебя станут, а у меня нет такой власти, чтобы защитить тебя. Не ведаю я, что меня и самого-то дома ожидает! Незавидная у меня судьба! Так что лучше уж тебе сойти!

— Но почему?

— Потому что и султан и будайский паша — сильнее меня, кечкеметского бургомистра. Был бы я сильнее их, могла бы ты при мне оставаться. Ни один волос с головы твоей не упал бы.

— Не понимаю я вас, сударь!

— Все поймешь сейчас. Вот здесь, в сундучке, лежит мужской костюм, из хорошей камки. Для себя купил его сегодня в Буде. Как спрыгнешь с телеги, переоденься в него где-нибудь в сторонке. Положу я тебе, будущий парень, и пару золотых в карман. Красивый малый получится из тебя, а? Как ты думаешь? Сам черт не узнает в тебе былой цыганочки Цинны!

Девушка вздохнула, а на глаза у нее навернулись слезы.

— Через несколько дней проберешься окольными путями в Кечкемет и явишься к моему отцу под видом бродячего портняжки-подмастерья на работу наниматься.

Цинна утерла слезы и весело засмеялась.

— Вот хорошо-то! По крайней мере, вашу милость каждый день видеть буду.

— Помолчи! Ну, что ржешь, как жеребенок! Дело серьезное. А если старик не захочет принять тебя, покажешь ему вот это кольцо в знак того, что это мне так угодно.

— Так ведь вы же дома будете к тому времени? Сами ему на словах сказать можете?

— Откуда мне знать, где я буду? — мрачно пробормотал Лештяк и, сняв с пальца украшенное опалом и гранатами кольцо, отдал его Цинне.

Немного погодя он добавил:

— А если отец сразу согласится принять тебя, не показывай ему кольца. Лучше если никто, даже мой отец не будет знать, кто скрывается под видом подмастерья. Так я хочу!

— Значит, так и будет — по-вашему, — пообещала Цинна.

— А теперь за работу. Тебе нужно скрыться, пока еще не рассвело.

В мешке Лештяка лежали большие ножницы, которыми они по дороге в Буду подравнивали гривы жеребцам. Задрожали руки у Лештяка, как он вынимать стал, а еще пуще, когда за косу взялся, чтобы отрезать ее.

— Не могу; — признался он. Рука его бессильно опустилась.

— Чего же жалеть? — рассердилась девушка, протягивая руку за ножницами.

Ножницы щелкнули, и густой лес волос был скошен. Девушка же только улыбнулась, тряхнув остриженной головкой. Пока Михай вынимал из сундучка мужской костюм, она выплела из косы тяжелые парчовые ленты.

— Переоденешься да ты слушай внимательно! — иди прямиком к Тисе. На берегу, где-нибудь в ивняке, аккуратно сложишь свое женское платье. Все ведь девушки так делают, собираясь утопиться. Платье на берегу оставляют, а с собой только горе свое берут.

— Все, как вы велите, сделаю…

— Он, беда, беда! — послышались отчаянные возгласы с повозки Криштона.

— Что случилось? — отозвался Лештяк.

— В какую-то топь заехали!

Ничего удивительного в этом, разумеется, не было. В те времена почтенные комитатские власти были еще свободны от дорожной повинности. Еще не родилась и пословица, что «грязь на грязь кладут — дорогой зовут», потому что в те времена на грязь ни грязи, ни вообще ничего не клали. В ту пору была распространена другая точка зрения, а именно что «телега сама себе дорогу прокладывает». Видит человек: есть колея, значит и до него здесь люди были, а «коли другие ездили, то и я проеду».

Но на этот раз колея вдруг кончилась, и телега очутилась по самые оси в затянутой тиной, поросшем осокой болоте, которое при свете луны показалось вознице зеленым.