Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

— Кто посмел так говорить? Кто этот безумец?

— Сын портного Лештяка!

— Да как он смеет вмешиваться в наши разговоры? — возмутился сенатор Мартон Залади и, подозвав гайдука, тут же приказал: — Прикрой-ка, милый, окно!

Зато Габор Поросноки вскочил со своего стула, словно подброшенный неведомой силой, и закричал:

— Неправильно делаешь, что парня прогоняешь! Надо выслушать его.

Серьезные отцы города покачали головами, но не решились возражать самому почтенному из сенаторов. Только Криштоф Агоштон проворчал:

— Отец — дурак, и сын в него. Школяра на консилиум приглашаем. Уж он-то даст вам консилиум, — сам недавно получил!

— Что такое? — поинтересовался любопытный Ференц Криштон.

— Consilium abeundi [78] Исключение из школы (лат.). , ха-ха-ха! Выгнали его из Надьварадской семинарии. Пусть, пусть он вам совет даст! И так у нас с вами, господа, не бог весть какой авторитет, а после этого и вовсе не будет!

И сенатор начал рассказывать: родитель юноши-то и вправду придурковат, колесика в голове не хватает! На днях, например, святой отец Бруно послал к нему свое платье, чтобы тот удалил с него жирные пятна. Так вы подумайте только, портной пятна-то удалил, да только вместе с сукном. Вырезал их ножницами! Бедного отца Бруно чуть удар не хватил…

Тем временем гайдук Дюри Пинте с готовностью сбегал за Лештяком-младшим и привел его в зал.

Юноша был хорош собой, строен, а жесткие волосы делали его голову похожей на щетку.

— Сынок, — приветливо обратился Поросноки к молодому человеку, — ты сейчас крикнул нам, я слышал, что-то через окно. А ну, не смущайся, разъясни нам свою мысль поподробнее.

Но Мишка Лештяк ничуть не смутился, а ясно, толково принялся рассказывать:

— Я так думаю, почтенные господа, что по нынешним временам мертвые фирманы — письменные гарантии — не очень-то помогут нашему родному городу. В сто раз больше пользы было бы от живого бека или хотя бы чауса *, который, находясь в нашем городе, уберег бы нас от множества мелких неприятностей. Мы — свободный город, господа! Но свобода наша скована из цепей. Поищем-ка лучше себе тирана, чтобы как-то жить дальше!

Сенаторы удивленно переглянулись, увлеченные мыслью юноши. Давненько не слыхивали они такой прекрасной, страстной речи; давно не звучал столь приятный, звонкий голос в этом зале. С самого утра сидят они здесь, не зная, что делать, и вдруг — будто светоч во мгле.

— Виват! — воскликнул Мате Пуста. — Наконец-то умное слово!

— Дельно говорит! — согласился седовласый Дёрдь Пато, поиграв серебряной цепочкой, украшавшей его ментик. — Берет быка за рога!

Габор Поросноки встал со стула и, подойдя к Мишке Лештяку, потрепал его по плечу.

— С этого момента ты наравне с нами имеешь право голоса в сенате, — провозгласил он торжественно. — Присаживайся к нам, господин Лештяк.

У зеленого стола как раз пустовало одно место, — то, что прежде занимал Янош Сюч.

Восторг охватил господ сенаторов: ведь венгры любят неожиданные повороты, вроде только что мною описанного.

Вскочив со своих мест, отцы города бросились пожимать руку пареньку. Даже Криштоф Агоштон примирительно пробормотал, обращаясь к Ференцу Криштону:

— Жаль только, что отец у него — портной. Козья борода!

— Ах, оставьте, сударь! — едко заметил Криштон. — Ведь у нас и на городском гербе козел блеет… *

— Хорошо, но отец-то его словаком-лапотником приплелся в наш город.

— По сыну этого не скажешь!

Совсем недавно в одном медицинском журнале можно было прочесть сообщение о том, что, если человеку белой расы пересадить лоскуток кожи негра, то этот кусочек постепенно побелеет, и, наоборот, белая кожа, трансплантированная негру, со временем станет черной. Подобный процесс происходит испокон веков в крупных венгерских городах: иноземцы быстро и настолько глубоко пускают корни в венгерское общество, что даже окраску его принимают. У старого Лештяка были еще соломенного цвета волосы и круглое лицо, напоминавшее горскую брынзу. Сын же его Мишка с овальным лицом — жестким и с хитринкой, — карими глазами и жиденькими усиками выглядел настоящим куном; * явись он сейчас не в простой рубахе, а в одежде поприличней, вполне сошел бы за внука какого-нибудь из тех легендарных сенаторов Кечкемета, чьи портреты украшали зал заседаний ратуши.

Совещание пошло теперь оживленнее. Все сенаторы в один голос порешили: внешняя политика Кечкемета в ближайшее время должна быть направлена на достижение одной цели: любой ценой заполучить в город турецкую администрацию.