Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

Одним из результатов вечного движения административного аппарата было то, что в начале зимы где-то в Темешваре поймали Йожефа Кисла.

Итак, преступник попался. Суд безотлагательно назначил заключительное заседание, имевшее быть событием знаменательным. Дамы города сходили с ума ради входного билета на галерку. Судебные писаря раздавали их молодым женщинам, требуя за это свидания. Ибо чиновничье сословие и тогда уже подкупалось.

Обширный зал был набит до отказа. Присутствовали все, кто мог, кроме злополучных меценатов. Хоть стыд, как говорится, не дым, все же они решили держаться подальше от срама.

Суд разобрал ряд скучных дел, и наконец дошла очередь до самого главного.

— Следующее — дело фальшивомонетчика Йожефа Кислича, — объявил председатель суда. — Ввести подсудимого!

Наступила мертвая тишина. Все взоры впились в дверь, где меж двух надзирателей с приткнутыми штыками появился красивый и статный Кислич с бледным лицом и гладко зачесанными назад холеными длинными волосами.

— Ах! — вырвалось у дам. — Какой интересный!

Сотни вееров подняли прохладный ветерок в душном, пропахнувшем бараньими шубами зале.

— Вы Йожеф Кислич? — спросил председатель.

— Я, — ответил он глухо, еле слышно, надломленно.

— Подойдите ближе, — продолжал председатель, раскрывая дело, — и отвечайте на мои вопросы. Этот кредитный билет сделан вами? Но где же она… сотенная…

Он нервно рылся в бумагах, перелистывал страницы, затем нетерпеливо поднял всю папку и потряс, — и тут на стол посыпались десятифоринтовые билеты, один, два, три, четыре, шесть, десять.

Председатель выпучил глаза. Уж не сон ли это? Он лихорадочно переворачивал бумаги — ничего, кроме этих десяти десятифоринтовых…

— Странно, странно, — заикаясь, проговорил он. Судьи повыскакивали с мест: что это значит? Председатель тихо сообщил:

— Вместо фальшивой сотни в деле десять обычных десяток… Непостижимо!

Судейские сгрудились вокруг стола, по листочкам пересматривали дело, но других денег, кроме десятифоринтовых кредиток, там не было.

— Йожеф Кислич, — сказал председатель, — corpus delicti [40] Состав преступления — Здесь: доказательство (лат.). каким-то образом исчез из папки. Вы свободны, но в другой раз берегите себя лучше, чем у нас в суде берегут дела.

Долго строили в городе догадки, пытаясь разгадать тайну, но раскрыть ее так и не удалось. Как такое могло случиться? Или сам дьявол пришел на выручку своему же отпрыску? Вопрос оставался неразрешенным до тех пор, пока Риглер не женился наконец и, под величайшим секретом, не рассказал обо всем жене. Тайна просочилась и в некоторой мере реабилитировала все же наших загрустивших меценатов.

Ибо, черт побери, ежели изготовленную Кисличем сотню сбыл Риглер, сбыл официант, сбыл владелец ресторана, сбыл поставщик и все прочие, ежели она все еще находится в обращении и победоносно гуляет по свету наравне со своими выпущенными государством близнецами — ergo [41] Следовательно (лат.). , все-таки Кислич талант.

1906

Перевод И. Миронец

Йожеф Тэвишкеш считался в нашем комитате таким же тузом, как и граф Антал Форгач. Даже, пожалуй, еще большим, и пялились на него больше, чем на графа, когда он время от времени появлялся на балашшадярматской ярмарке. «Гляди-ка, сам Тэвишкеш идет!» — указывали на него друг другу люди. Некоторые бежали за ним вслед, иные старались хоть взглядом проводить его, покуда он не исчезал в какой-либо скобяной лавке, чтобы купить инструменты, или в одной из палаток, где разложили свой товар лошонцкие башмачники. Частенько, выторговав задешево пару сапог, он пускал в ход еще и последнее средство:

— Ну, а за сколько уступили бы вы мне эти сапоги, ежели бы я впредь и работникам своим покупал здесь же?

Если башмачник случайно не знал Тэвишкеша, то пренебрежительно осведомлялся:

— Сколько же у вас работников, хозяин? Тогда Тэвишкеш надменно вскидывал голову.

— Гм, а сколько у вас сапог, сударь?

— Все тут, у вас перед глазами.

— Не знаю, — говорил Тэвишкеш задумчиво, — может, и хватило бы.

Словом, Тэвишкеш был человек знаменитый, и его имя стало так сказать, нарицательным: когда кто-нибудь не в меру бросался деньгами или важничал, о нем говорили с осуждением: «Вот дурень, воображает, будто он граф Форгач или Йожеф Тэвишкеш».

Так, в представлении народа стали рядом два самых завидных, гремевших далеко за пределами комитата, имени, из которых первое принадлежало потомку властелинов времен Арпада, владельцу замка Синий Камень и еще недавно — имперскому канцлеру, второе — крестьянину, в мужицких портах, обладателю доброй сотни парцелл, недавно занявшему в Болоньо пост сельского старосты.