Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

Приглашенные приняли эту идею довольно сухо и сошлись пока на том, что вышлют на место подкомиссию, которая должна будет доложить свое мнение о размерах таланта Кислича-сына.

Бургомистр был человек умный, он знал: если хочешь как-то использовать людей, надо дать им возможность сыграть известную роль. Подкомиссия состояла из председателя и четырех членов. Под руководством директора сберегательной кассы Кожехубы полковник Кирш, Матяш Плихта, Махай Киш и Дёзё Кепеши (последний, очевидно, включен был благодаря своей фамилии) [36] Кепеши — от слова кёр — картина (венг.). приступили к выполнению поручения.

Затребовав рисунки, картины, эскизы Кисла, они подвергли их обстоятельному исследованию, но дать определенного заключения не смогли, в связи с чем встала необходимость совместного торжественного осмотра chef d'œuvre [37] Шедевр (франц.). Кислича — вывески Ференца Шоша. Это окончательно взбудоражило мир и покой городка. Подумать только! Слыханное ли дело, чтобы вот так поднялась вдруг вся интеллигенция, дабы подарить стране художника!

Все были как в лихорадке. Кислич-младший вызывал зависть. Неужто этот щенок на самом деле оказался чудесной находкой? Но, как бы там ни было, это прекрасный и вдохновляющий жест со стороны предводителей города!

Когда разнеслась весть, что призванная установить талант Кисла подкомиссия тут же, на месте, обсудит нарисованную грудинку, на площади перед колбасной Шоша закишела толпа. Предстояло, значит, необычное зрелище, ибо Кожехуба славился тем, что был человеком практичным, который, высчитав или установив что-нибудь, обычно говаривал: «Господь бог может ошибиться, но Дёрдь Кожехуба никогда». Вот и на этот раз он хорошенько обмозговал, как и какими средствами надлежит действовать, и когда от сберегательной кассы подкомиссия двинулась в путь, то шествие выглядело воистину живописно, ибо каждый член подкомиссии вел с собой на цепи по собаке, будто отправляясь на охоту.

Дойдя до лавки Шоша, Кожехуба спустил собаку, и, следуя его примеру, то же самое сделали остальные.

Освободившиеся псы ошалело кружили среди публики возле колбасной, повизгивая, яро помахивая хвостами, настораживая уши.

Кожехуба запустил в вывеску диким каштаном (он всегда носил в кармане каштаны, как средство против удара), чтобы привлечь к ней внимание собак: каштан стукнулся о жесть, собаки взглянули в ту сторону, но на этом их интерес к вывеске кончился.

— Картина никудышная, — изрек Кожехуба, — собаки ее ни во что не ставят.

— Может, они просто сыты, — подумал вслух господин Кепеши.

— А давайте мы сделаем контрпробу, — предложил полковник Кирш.

Он тут же объяснил, в чем состоит контрпроба. И вот каждый взял свою собаку и отвел в сторонку, полковник же тем временем зашел в лавку и попросил почтенного Шоша, чтобы тот во имя общественных интересов совершил патриотический поступок и на другой створке двери вывесил настоящую грудинку.

Когда судьи в сопровождении псов вернулись к дверям лавки, там уже в девственной чистоте своей красовалась великолепная настоящая грудинка. Спущенные собаки кинулись на нее стрелой, их поднятые вверх хвосты нервно дрожали, они топтались по спинам друг друга, так что почтенному лавочнику пришлось взяться за палку, чтобы вовремя защитить свой товар.

— То-то, — сказал директор сберкассы. — Основной вопрос ясен.

И действительно. Двадцать избранников встретились вновь, и подкомиссия с примерным единодушием доложила, что талант Йожефа Кисла — не полностью доказанный факт, что вывеска не совершенна и оставляет желать много лучшего, ибо собаки не дали себя обмануть, более того, рисунок, кажется, даже не напомнил им о мясе.

— Одним словом, парнишка для Мюнхена не годится, — вставил Имре Трагор, богатый торговец скобяным товаром.

— Как вас понимать? — насмешливо спросил сенатор Болдани.

— А очень просто, — ответил Трагор, — такое мясо, которое не похоже на мясо, и я могу нарисовать.

Начались путаные высказывания, говорилась невпопад всякая чушь, но бургомистр колокольчиком призвал всех к порядку и, покачав большой головой, проговорил:

— Я, право, не понимаю вас, господа. Не знаю, смеяться мне или сердиться, слушая ваши доводы, коим, сдается, не будет конца.

Кожехуба, автор реферата, побагровел и стал бить себя правой рукой в грудь.