– Да. Если коротко, то Вурст только что предложил мне нанять тех самых швейцарцев вместо того, чтобы ждать, пока они пойдут на штурм. Они хотят четыре с половиной тысячи талеров, а у меня нет и десяти золотых.
– Ох, – Шарлотта удачно села в случайно оказавшееся рядом кресло, – штурм, швейцарцы… Как я могла забыть, мы же этой ночью думали, что сегодня уже не увидим заката.
– Бургомистр утверждает, что может быть, ещё и увидим, но для этого надо много денег, а мне даже одолжить не у кого.
– Макс, мои драгоценности стоят намного больше четырех тысяч. Я отдам их тебе, и мы спасены! Не думай больше об этом, скажи, что мы будем делать дальше?
– Дальше? Мы?
Шарлотта, едва успев подняться с кресла, упала обратно и зарыдала.
Макс сел на пол и обнял её ноги, лихорадочно пытаясь найти ответ на последний вопрос. А вопрос-то оказался вовсе не такой простой, как думала (или не думала) Шарлотта. Во-первых, по всему выходило, что он её обесчестил, причём, неоднократно, и в том числе, как выразился бы юрист, "противоестественными способами". Будучи порядочным человеком, а в этом пока что Максимилиан не сомневался, он должен был жениться на "несчастной девушке". Во-вторых, учитывая изменившиеся обстоятельства, потерпевшая теперь, вместо того, чтобы пожаловаться лично Господу, может, не отвлекая его подобной мелочью, поискать правосудия у светских властей до Императора включительно или обратиться, например, к Папе, благо титул позволяет. Вступать в игру на правовом поле, будучи безусловно виновным, да ещё и имея намного более низкое положение в обществе, отягощенное пустым кошельком, было бы безумием. Но можно и не вступать. Будет ещё одна жертва "злых швейцарцев". Маркусу из Кёльна и не такое сходило с рук.
Нет, так не пойдёт. Жалко. Она же ничего настолько плохого не сделала. А ещё у неё такие красивые ноги, такая нежная шёлковая кожа, такие… Стоп, надо думать по существу. А может быть, и правда, предложить ей руку и сердце? Все равно ведь, когда-нибудь придется жениться, и не на вдове ландскнехта, а на благородной даме. А если она откажет? Она же графиня, а он младший сын провинциального барона. Пусть только попробует отказать! И вообще, сложные мыслительные процессы вредны для душевного здоровья благородного человека. "Эта женщина должна принадлежать мне, а думает пусть бургомистр, в его возрасте все равно больше делать нечего" – подводя итог, решил Макс и собрался поцеловать руку Шарлотты, но, повернувшись, обнаружил, что нижний край её платья уже каким-то образом оказался выше колен, поэтому с не меньшим удовольствием поцеловал стройную ножку, ещё немного отодвинув платье.
Шарлотта перестала плакать, запустила пальцы Максу в волосы и прижала к себе его голову.
– От имени города я вас поздравляю. Вы намерены устроить свадьбу здесь, – бургомистр повернулся сначала к Шарлотте, потом к Максу, выбирая кому адресовать вопрос, – Ваши светлости?
– Да. Завтра, – ответил Максимилиан. Шарлотта удивленно посмотрела на него, но возражать не стала, хотя было видно, что она первый раз слышит и про "здесь" и про "завтра".
– Осмелюсь спросить, вам удалось изыскать средства, чтобы договориться со швейцарцами? Учитывая, что вам придется немало им заплатить, город, который я представляю, согласен взять на себя часть расходов. Разумеется, в расчете на вашу благодарность, – герр Вурст низко поклонился.
– Я внесу все четыре тысячи – недовольно воскликнула Шарлотта – а ваш городишко пусть довольствуется тем, что эти разбойники не разнесут его до основания! И никаких снижений налогов!
– Наш скромный город будет весьма благодарен за этот благородный поступок – бургомистр почтительно поклонился.
Часом позже появились представители швейцарцев. Макс, увидев эту парочку, с трудом сдержал улыбку. Номер один – толстяк в черно-красном фальтроке, снятом с покойного фон Хансберга. Широкое жизнерадостное лицо, под глазами мешки от бессонной ночи. Фальтрок явно длинноват, по длине подколот булавками. Солидное пивное брюшко. Из-под коротких рукавов черного бархата торчали манжеты потертой походной куртки, левый испачкан в муке, правый – с большим жирным пятном. На левой ноге – чулок, на правой – туфля на босу ногу и повязка на голени. Пахло от толстяка не железом и кровью, а булочками с корицей.
Второй парламентер походил на первого разве что нескрываемой усталостью, а в остальном был его полной противоположностью. Тощий священник в потёртой сутане, который старался стоять прямо, но невольно сгибался вправо и держался за живот.
Читать дальше