Садриддин Айни - Рабы

— Верно, так. Прощай. Крестьянин, уходя, посмотрел вокруг.

— Хорошую себе усадьбу построил Урман-Палван!

— Эту усадьбу сумели построить потому, что при обмерах крестьянской земли ваш староста говорил: «Примерно тут десятина. Примерно уродится пятьдесят пудов». Вот и собрал, не нажив боли в пояснице, примерную усадебку! — засмеялся тот же конюх.

— Мать моя рассказывала, что отцом Урман-Палвана был приказчик Абдуррахима-бая Наби-Палван. Во время рабства мои родители работали у хозяина под началом этого Наби-Палвана. А я вижу, конюшня у него побогаче, чем приемная комната у нашего хозяина.

С этими словами он заглянул в конюшню. В это время из зинханы [68] Стр. 120. Зинхана — дословно «дом для седла», небольшое помещение в конюшне, где местные правители и баи временно (до отправления в тюрьму) держали арестованных. , устроенной в конюшне, раздался стон:

— Ох, жизнь моя! За что ж в такую жару держат меня в этой темноте вот уже два дня без еды и питья?

Крестьянин, отшатнувшись, спросил конюхов:

— Кто там?

— Какой-то крестьянин. Когда хозяин сказал: «Примерно тут десятина», он закричал: «Это неправда!»

Услышав их голоса, бедняга крикнул:

— Эй, братцы! Дайте, ради бога, ради жаждущих Кербелы, [69] …ради жаждущих Кербелы — Имеются в виду Хусейн (внук пророка Мухаммеда, сын Али), его семья и приближенные, убитые в степи Кербела (в нынешнем Ираке). Кербела считается шиитами священным местом. хоть кусок хлеба, хоть глоток воды.

— А что, ему и хлеба и воды не дают?

— Вчера я дал ему чашу воды и кусок своей лепешки. Об этом узнал Урман-Палван. Он запер зинхану на замок и ключ положил к себе в карман: «Этому вору, говорит, разрешается только спать!»

— О, господи! — воскликнул крестьянин. — Хорошо еще, что и вас вместе с ним не заткнул в зинхану за то, что вы дали воды бедняге.

Самаркандец сказал:

— Конюхов он не тронет. У нас в каждом городе есть староста. Мы зовем их дедами. Есть дедовский дом. Если хозяин вздумает кричать на нас, мы можем обидеться и уйти в дедов дом. И пока он не уступит нам, он не сможет найти конюха на наше место. К нему ни один конюх не смеет прийти без разрешения деда.

Конюх из Шахрисябза подтвердил эти слова: — Как бы ни был важен наш хозяин, но он вынужден считаться с нами.

— Выходит, положение конюха в нашей стране намного лучше, чем освобожденных рабов и бедных крестьян.

— Да, намного лучше. Конюхи добились этого единством и общим согласием. А крестьяне боятся высунуть голову из воротника и тем губят друг друга.

Когда крестьянин уже подошел к воротам, самаркандец спросил его:

— Спрос не беда, — как вас зовут?

— Эргаш. Я сын бывшего раба Рахимдада.

Река Шафрикан, до краев полная, текла, осененная ивами и тополями под сплетшимися над ней ветвями деревьев.

Ее тенистый прохладный берег манил к себе крестьян, с пересохшим горлом работавших весь день под зноем августовского солнца.

В одном из таких тенистых уголков крестьянин бросил наземь мотыгу, скинул свой пропитавшийся потом халат и растянулся в прохладе.

— Эй, Гулам-Хайдар! — позвал его другой крестьянин, вонзая свой серп в дерево. — Вставай! Я совсем проголодался. На, свари поскорей эту фасоль. Хоть немножко подкрепимся.

Развязав поясной платок, он высыпал из него еще не затвердевшую стручковую фасоль.

Гулам-Хайдар, зевнув, поднялся, еще не очнувшись от сна.

— Эх, брат Шади, не дали вы мне вздремнуть. Я сегодня вывез земли на восьмую десятины хлопка. Только было задремал.

— Если б я тебя не поднял, тебя поднял бы амлакдар. Он уже осмотрел землю Карахани и сейчас обедает в усадьбе Куввата-хана. Он вызвал нашего старосту Урман-Палвана, и после обеда они выедут на поля Коко. Самое большое через час будут здесь. Нам надо поспеть до их приезда похлебать фасоли и маленько отдохнуть.

Гулам-Хайдар поднялся и пошел к очагу, устроенному под деревом.

Он положил на тлеющий жар сухих веток и, подув, разжег их. Взял кальян, прислоненный к дереву, набил трубку табаком и, положив сверху уголек, раскурил. Затянувшись, он передал кальян Шади, легшему голой грудью на влажный береговой песок.

— Скорей вари фасоль! — сказал Шади, затянувшись табаком.

Гулам-Хайдар еще раз затянулся. Выбил трубку в очаг, а кальян прислонил на прежнем месте.

Из-под веток достал котел, насыпал фасоль и пошел к реке за водой. Промыл фасоль, наполнил котел водой и принес на очаг.

Сухие ветки горели хорошо. Он подкинул в огонь еще веток.