Так полагалось по тогдашнему этикету, который позднее, в XVIII веке, стали звать политесом. Особенно усердствовала инокиня-мать:
— У сына моего и в мыслях нет на таких великих православных государствах быть государем. Он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались: дав свои души прежним государям, непрямо служили.
Напомнив о Годунове и убийстве первого «Дмитрия Ивановича» (от которого ее муж получил сан ростовского митрополита), она вопрошала:
— Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государем?
Далее старица напоминала о запустошении страны, похищении «литовскими людьми» «прежних сокровищ царских, из давних лет собранных», раздаче в поместья разным людям сел, волостей, пригородов и посадов, их разорении, бедности служилых людей; «и кому повелит Бог быть царем, то чем ему служилых людей жаловать, свои государевы, обиходы полнить и против своих недругов стоять?». В этих условиях быть Михаилу царем — «только на гибель». Помимо прочего, без благословения отца митрополита Филарета сыну никак нельзя дать согласие «быть на Московском государстве». А родитель его, как всем известно, в польском плену — «у короля в Литве в большом утесненье»; и не было бы ему худа от избрания царем его сына.
— И как сведает король, что на Московском государстве учинился сын его, то сейчас же велит сделать над ним какое-нибудь зло.
Взаимные доказательства, уговоры продолжались, ни много ни мало, шесть часов — с третьего дня, то есть с раннего утра (начинались в два с небольшим часа после рассвета) до девятого часа. Наконец Михаил и Марфа согласились. Все подходили к царской ручке, целовали ее, радуясь согласию юноши. А тот изволил сообщить, что вскоре будет в царствующем граде.
Пять дней спустя, 19 марта, царь выехал из Костромы в Ярославль; оттуда, через другие города и селения, через Троицкий монастырь подъехал в начале мая к столице. Первого мая Михаил с матушкой были в селе Тайнинском, где находился один из путевых дворцов на пути в Троицкую обитель. А на следующий день, в воскресенье, весенняя, праздничная и ликующая Москва встречала царя. Толпы людей вышли за город, приветствовали новоизбранного монарха, такого молодого, тихого, доброго, каким он всем виделся. Михаил напоминал блаженной памяти боголюбивого и смирением обложенного царя Федора Ивановича. К тому же был двоюродным братом последнего по матери — Анастасии Романовне Захарьиной-Юрьевой (от ее брата Никиты Романова и пошла их новая ветвь — Романовы). С воцарением Михаила россияне связывали надежды на окончание Смуты, замирение государства, на наступление тишины и покоя.
Помимо родства с угасшей династией Рюриковичей-Калитовичей, Романовы, Захарьины-Юрьевы имели в глазах людей того времени славную родословную, немалые заслуги пред Русью, Россией.
Среди московского боярства издавна, со времен первых собирателей Руси, заметное место заняли бояре Кошкины, от которых потом пошли Захарьины-Юрьевы, Романовы. Их родоначальником фамильное предание, вошедшее в родословные книги, считает выходца из Литвы, или «из Прус», Гланда-Камбилу Дивоновича. На Русь он приехал в последней четверти XIII века. Крестился, получил имя Иван. Его сын Андрей Иванович, прозвищем Кобыла (русифицированное от Камбилы, вероятно). От него осталось пять сыновей (внуков первовыходца), в числе их — Федор Кошка, самый младший. Они стали основателями боярских, дворянских родов. Если Андрей Иванович с сыновьями звались Кобылиными, то Федор и его сын Иван — уже Кошкиными, «Кошкин род» по русским летописям. А потомки последних стали сначала Кошкиными-Захарьиными, позднее просто Захарьиными. За ними последовали Захарьины-Юрьевы, Яковлевы, Юрьевы, Захарьины-Романовы, просто Романовы. Кошкины, по словам В.О. Ключевского, «блистали при московском дворе в XIV и XV веках. Будучи представителями нетитулованной, то есть некняжеской, фамилии, они, по его выражению, „не потонули в потоке новых титулованных слуг, нахлынувших к московскому двору с половины XV в.“. Князья Воротынские, Мстиславские, Шуйские и прочие не оттеснили Кошкиных из „первого ряда боярства“.
От других сыновей Кобылы пошли иные рода, тоже известные в летописях отечественной истории, хотя и в меньшей степени, чем Кошкины, Захарьины, Романовы. Это Колычевы, Коновицыны, Неплюевы, Шереметевы и другие.
Читать дальше