Виктор Московкин - Тугова гора

— Поклон тебе, великий князь Александр Ярославич. Со своей бедой и за советом приехал ныне…

— Добро… — Видно, промелькнуло что-то в ответном взгляде Константина, отчего понял: не при всех разговор должен быть. — Добро, — сказал Ярославич. — Но после скажешь. Не годится сразу за дело, когда гость с дороги.

Вечером, после трапезы, сидя у костра на раскладном легком стуле (Александр Ярославич любил так проводить вечерние часы перед сном), — он расспрашивал Константина. В кружке сидели и доверенные дружинники.

Во время рассказа не проронил ни слова, но по сурово сдвинутым бровям, угрюмой складке на лбу можно было заметить, что известие о замятие в Ярославле сильно встревожило его. Давно ли неуемный, слишком вспыльчивый братец Андрей навлек беду. То же будет и теперь: нахлынет татарва, мстя за избиение баскаческого отряда. Новый разор городов, что так бережно поднимал из руин; вновь по дорогам в Орду потянутся русские пленники. А он не щадит ни бояр, ни смердов, даже с духовенства берет налоги, — все для того, чтобы вырвать пленных, гибнущих в татарских стойбищах. Нет, он понимает лучше, чем кто-либо, что борьба с иноземцами неизбежна, гнев народный не сдержишь, но нужно время, чтобы окрепла Русь. Строить крепкую Русь надо! Воинов растить, чтобы твердо в руке меч держали!

— Клич твой, великий князь, — и поднимутся люди. Невмоготу терпеть басурманское насилие.

С ласковым сожалением посмотрел умудренный полководец на молодого князя.

«Ты славный юноша, — думал он. — Ты родился после Батыева нашествия, еще не видел бед от татар. Тебе грабеж мурзы Бурытая в диковинку. Что ж, выросло новое поколение, которое не ведает страха. Но мало вас… Нет, не раздастся клич, сильно ханское войско, не одолеть его».

Но заметил: старые боевые товарищи сочувственно внимают неопытному Константину.

Как укор, как напоминание о днях молодости, прозвучал голос доверенного дружинника Драгомила:

— Эх, княже! Вспомни, как отроком шел в поход на литовцев, отбивал награбленное добро и людей наших; вспомни, как били свеев на Неве с малой дружиной.

С благодарностью преклонял перед тобой колени народ русский. Видел в тебе защитника…

— Молчи! — осердился Ярославич. — Разорения земли хотите, земли, с таким трудом поднявшейся из пепла? А разорение будет, ежели выступим.

Было долгое молчание после его слов. Слишком велика была вера в Александра Невского, чтобы вот так просто возразить ему, усомниться в его решении. Константин спросил:

— Запрещаешь ли нам защищать город?

— Не могу запретить. Разве ты не знаешь княжеский уряд: каждый в своей вотчине волен. Иное дело, — будет зов великого князя, — ты должен выступить по зову, так деды и прадеды делали, хотя не все нынче так делают… Дерзай, но скорблю: погибель ждет вас.

— Чему быть, того не миновать, — жестко ответил ярославский князь.

Гора с горой не сходятся, человек с человеком…

— Михей! Неужто ты? — Дементий радостно протянул руки навстречу знакомцу.

— Свят! Свят! Кого вижу! Не пригрезилось ли?

— Нет, Михей, не пригрезилось.

— А я тебя считал сгинувшим. Вот оно как… Ты же с воеводой Дорожем в передней части был. Он тогда прискакал к Юрию Всеволодовичу на Сить в малой дружине, сказал: «Князь! Уже обошли нас татары, а рать моя погибла».

— Суждено мне было остаться в живых.

Обнялись, похлопали по плечам давние знакомцы; светлели лицом.

— Ну, рассказывай…

— Ты рассказывай…

В темной ночи стрелял искрами костер, искры поднимались к высокому звездному небу. В большом котле поспевало варево из знаменитой переславской ряпушки. Теснее сдвинулись молодые воины вокруг старых, нежданно обретших друг друга товарищей.

— Тьма-тьмущая их была… Сшиблись мы, — рассказывал Дементий, — и быть бы мне порубленным, как многие мои други, но заверещал что-то по-своему их предводитель, оплели мне руки арканом, навалились… А потом Орда… Не признался я, что кузнец, пастухом был. Два года, Михей, у этого мурзы Бурытая рабствовал. Врагу не пожелаю… Только раз случилась у них заваруха, сцепился мой мурза с соседом из-за пастбища. В это время от них я и ушел: словил в степи двух коней и так, о двуконь, и скакал… Сразу-то не хватились меня, не до того им было…

— А мы тогда пробились… Немного нас осталось, до сотни, но все при конях, с оружьем. И решили: уж коли в большой битве не одолели татар, будем нежданными наскоками избивать их. Много их тогда расползлось по нашей земле, считали, что не осталось у русичей сил, не особо береглись. Нападали мы на мелкие отряды, отбивали пленных. Правда, и нелегко было, зимой особо, — ни корма коням, ни теплого ночлега людям. Все в лесах обитались, дичать стали. А тут столкнула нас судьба с княжеским сотником Драгомилом, вон с тем, что с Ярославичем разговоры ведет; собирал он рать на защиту Новгорода от немецких рыделей, нас с собой прихватил… С тех пор в дружине Александра Ярославича.