Виктор Московкин - Тугова гора

Сам Борис Василькович к застолью равнодушен: отдавал дань гостеприимству. От деда Константина Всеволодовича воспринял он трепетную любовь к книгам; не было большей радости, как перебирать пожелтевшие, плотной бумаги страницы, вчитываться в строки, напоенные мудростью.

Борису Васильковичу было двадцать шесть лет — старший из братьев; коренаст, светлые волнистые волосы спадали на плечи, зоркие голубые глаза, высокий лоб, хорошая, ясная речь, — бояре, присутствуя на большом совете, нет-нет да и перешепнутся: «Как есть батюшка Василько Константинович, и здрав, и ликом вылитый».

Семь лет было Борису, когда после сицкой битвы привезли из Шеренского леса схваченного в плен и замученного Батыем отца. Монгольский владыка, восхитившись храбростью русского витязя, предлагал почести, какими пользовались знатнейшие из восточных мурз; гордо презрел ростовский князь лестную милость победителя и был умерщвлен и вошел навсегда в легенду.

Борис Василькович, ничем не выдавая своих чувств, все эти дни приглядывался к брату; в одном только оправдывал: молод еще, не устоялся, окрутили его в Орде. Мать Мария Михайловна, которая с первых дней вдовства приняла монашеский сан, не скрыла своего негодования: известие о возвращении сына встретила сухо, на Хорошавку и не посмотрела, заперлась в монастыре, к себе не допускает. Легко ли ей, лишившейся сначала супруга, а потом и отца — всего-то несколько лет прошло, как тот же Батый, уже в самой Орде, на глазах Бориса Васильковича, тогда еще пятнадцатилетнего отрока, зверски замучил его деда — Михаила Всеволодовича, князя Черниговского. Много стараний приложила Мария Михайловна, чтобы осталась память по убиенным: вот только что построила церковь, установила церковное почитание, сейчас составляется сказание «Об убиении Михаила Черниговского в Орде». А младшенький презрел и отца, и деда, — святую ее память о близких презрел.

Вот такие думы обуревали Бориса Васильковича, когда услышал он цокот копыт и людские голоса под окнами терема. Вбежавший отрок оповестил: приехал ярославский князь с малой дружиной. И почти тут же порывисто вошел Константин, прижмурился, ослепленный ярким светом.

Борис Василькович с приветливой улыбкой вышел навстречу, крепко троекратно поцеловались.

— Рад! Рад видеть тебя, Костя. Садись к столу. Как раз ко времени поспел. Сейчас княгинюшку свою кликну.

Глеб, приподняв тяжелые веки, тоже поздоровался — оторваться от лавки не смог. Константин на какое-то мгновенье растерялся, решая, обняться с ним по-братски или нет, ограничился кивком головы.

Сбоку женщина с нерусским лицом, в высоком головном уборе, напряженно и с нескрываемым любопытством разглядывала его. Догадавшись, кто это, Константин отвесил ей поклон.

— Гость, буди… карош, тоненько сказала она. — Сиди! — И уверенно указала маленькой ручкой на стол.

Константин, с изумлением уставился на нее: удивлялся и необычности ее одежды, и словам, которые она произнесла с трудом.

«Как хозяйка в своем доме: «Сиди!» Ну и Глеб, вот так царевну-повелительницу отхватил. Ай, Глеб!»

Константин глянул на Бориса Васильковича. Тот смущенно отвел глаза. «Стыдится за брата, что ли?»

Вошла Мария Ярославна, супруга Бориса Васильковича, расцвела улыбкой.?

— Вот уж кого не чаяла видеть, — певуче сказала она, целуя Константина в щеку. — Что так припозднился? От вас до Ростова путь невелик.

— Прости, княгиня, что потревожил в столь позднее время.

— Полно, полно, я еще и не думала ложиться, сорванцов своих не могу угомонить.

— Здоровы ли они?

— Да уж как здоровы, — засмеялась княгиня. — Младшенький, Костенька, тезка твой, только недавно научился говорить. Так ведь как прорвало: лепечет и лепечет, никакого сладу с ним нет. А старший, Митенька, и того лучше: набегается за день, навидится всего, наслушается — уснуть не может. Когда-то все у него перегорит.

Константин с удовольствием приглядывался к Марии Ярославне. Как и прежде, подвижная, хотя и пополнела с тех пор, когда видел ее, всегда-то она в настроении, веселая, легка на разговор, от ее голоса, приветливого лица исходило тепло.

— Взглянул бы на них, да где уж, поздно… — Константин развел руками, извиняясь перед ней. — Рад, что дома у вас всё ладом, все здоровы. Очень рад за тебя, княгиня.

— Завтра глянешь на моих сорванцов. И спасибо на добром слове, у нас в самом деле все ладно, господь хранит. — И уже измененным, строгим голосом продолжала: — Вот у самого у тебя, Костя, хорошего мало, не всё ладом. — Заметив, как насторожился Константин, со смехом проговорила — Аль испугался? Такой-то добрый молодец!