Топорок с конем на равных, он с ним беседует, делится сокровенным и не сомневается, что конь прекрасно его понимает, чаще одобряет, в чем-то не соглашается; зря говорят, животина только и есть что откликнется на ласку, как бы не так: конь может и рассердиться на хозяина и под настроение поозорничать над ним.
…Впервые неумелыми руками накладывал Семка-пастушок седло на упругую конскую спину. Когда затягивал подпруги, не заметил, как Разгар глубоко вдохнул в себя воздух, расширились его бока.
Семка вместе со всеми поехал к реке напоить коня. Зайдя в воду, Разгар, перед тем как пить, с шумом выдохнул, подпруги разом ослабли, седло мгновенно съехало под брюхо, а Семка оказался в реке. Не глубоко было, но и то наглотался воды, пока высвобождался из стремян. Ох, и потешались над ним дружинники! Но что больше всего поразило Семку; Разгар мотал головой, и в его глазах тоже был смех.
— Топором ушел на дно наш Семка, — гоготали дружинники.
— Что ржете? — прикрикнул на них Данила Белозерец. — Будто сами сразу стали, во всем умелыми.
Дружинники притихли, вспоминая; почитай, за каждым были оплошности в долгом и нелегком воинском учении. Не смеялись больше над Семкой, но прозвище — Топорок — прилипло.
А Данила, улучив время, когда остались наедине, допросил с пристрастием;
— Неужто плавать не можешь?
— Где мне было научиться плавать. Нешто в Высокове есть что, окромя пруда с лягушками.
— Какой же из тебя воин! На первой переправе утопнешь с конем вместе.
Семка стоял красный от стыда; ничего не возразишь, прав Данила.
— Учись! Через неделю чтоб переплывал Которосль, через две — Волгу. Проверю сам. Не освоишь — опять пойдешь к коровам в стадо.
И эту науку освоил Топорок: плавал он теперь без устали, мог долго сидеть под водой, высунув камышинку для дыхания.
Разгар вдруг тихо заржал: он первый услышал приближающийся топот коней и предупредил хозяина.
Топорок приник ухом к дороге — земля слабо отдавала толчками; шум шел со стороны города, не от соседней сторожи.
Воин отвязал коня и вспрыгнул в седло. Шагов пятьсот в обе стороны дорога просматривалась четко, дальше, сужаясь, пропадала, скрытая деревьями. Топорок настороженно всматривался, хотя и знал, что со сторону города, кроме своих, ждать было некого. И только когда десятка три всадников вырвались на чистое место, он отступил на обочину. Впереди скакали Данила Белозерец и Константин Всеволодович; алый княжеский плащ пламенел в закатном солнце.
Данила ни о чем его не спрашивал; и так понятно дозорный спокоен, ничего не произошло. Сдерживая коня, он обернулся и приказал;
— Дрок и Осой, останьтесь. Ты, Топорок, с нами.
Два дружинника спешились, им теперь быть в стороже. Отряд не мешкая поскакал дальше.
Миновали еще сторожу. И там Данила оставил двух дружинников. А дальше, за Заячьим холмом, ближе к Яму, наткнулись на завал. Громадные ели на высоте сажени были искусно подрублены и упали вершинами на дорогу в сторону Суздаля. Завал шел и по бокам дороги, но как далеко — не просматривалось из-за плотных зарослей.
Из укрытия высыпали вооруженные мужики, почтительно склонились перед князем. Константин, досадуя на непредвиденную задержку, недовольно разглядывал их.
— Что тут у вас происходит? Кто старшой?
Вперед выступил высокий, жилистый старик, вислые длинные усы и седая борода падали ему на грудь. Был он в чистой холщовой рубахе, новых лаптях; держал рогатину с древком толщиной в руку.
— Многих тебе лет, княже Константин Всеволодович, — приветствовал он, с достоинством поклонившись князю; в голосе его слышалось добросердечие и некоторая покровительственность, какая бывает у людей, много поживших, когда они обращаются к молодым по возрасту. — Старшой буду я, Окоренком зовусь. Не обессудь, княже, верхом тебе не пробраться. Повели воинам сойти с коней, проведу через засеку пешими.
— Нешто татар хотите сдержать засекой? — спросил князь с улыбкой; ему понравились опрятность старика, и его свободный разговор. — Засека-то зачем вам?
— Где уж сдержать, — степенно и тоже улыбаясь, ответил старик. — Само собой, заслонились, подержим немного нечестивых, пока семьи в лесу не ухоронятся. Вон тут за лесом, через овражек, сельцо наше.
Константин спешился, за ним последовали остальные. По узкой, еле заметной тропе Окоренок вел в поводу княжеского коня. Князь внимательно приглядывался — конному тут ходу не было: низко свисали толстые лапы елей, тропа петляла, надо было смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о выступавшие корни неохватных деревьев.
Читать дальше