Владимир Балязин - Охотник за тронами

Станислав Петрович вынутых из-под телег предводителей встречал ласково — шел навстречу в одежде простого ратника, по-отечески заглядывал в глаза, справлялся о домашних, спрашивал: поздорову ли добрался? Изобразив на лице досаду, говорил печально:

— Света белого не вижу, Ярослав Стефанович. Не помню, когда и спал по-человечески. Потому не обессудь, что не пришел к тебе вчера, хотя и знал, что здесь ты со своими молодцами.

Польщенный приемом, шляхтич немало дивился тому, что гетман величает по имени-отчеству, не догадываясь что перед тем как войти ему в шатер, обо всем доложил расторопный есаул.

А крутых нравом и непомерно гонористых магнатов встречал Михаил Львович. Стоял он посреди шатра, заложив руки за спину и широко расставив ноги, в золотом шлеме с перьями, в золоченом нагруднике, под алым плащом рытого бархата. Гости замирали от восхищения невиданной в Литве диковиной — голубой лентой через грудь и золотым орденом, пожалованными ему императором Максимилианом Габсбургом [13] Максимилиан I (1459–1519) — австрийский эрцгерцог, император Священной Римской империи с 1493 г., из династии Габсбургов. Максимилиан I положил начало реальному объединению австрийских земель Габсбургов. В 1477 г., вступив в брак с Марией Бургундской, присоединил к владениям Габсбургов Нидерланды и Франш-Конте. .

Не здороваясь, спрашивал зло и отрывисто:

— Сам-то почему не пожаловал? Ждал, когда я к тебе приду шапку ломать?

Можновладец багровел лицом, тяжко сопел, но, бесстрашно сверкая очами, ответствовал дерзко:

— Или ты король, князь Михайла?

Михаил Львович глядел на него, как коршун на кудахтающую хохлатку, и будто малолетку-несмышленышу выговаривал с укоризной:

— Пока король недужен, я для тебя, пан Всеслав, король, ибо он поручил мне и тебя, и твоих людей. И велел его именем всеми вами распоряжаться. Потому и встанешь ныне под начало пана Адамовича, а уж он сам тебе укажет, что дале делать.

— Да ты в уме ли, князь?! — кричал магнат. — Когда это Бжезинские стояли у Адамовичей под началом?!

— Ступай, пан Всеслав, — высокомерно ронял Глинский. — Недосуг мне с тобой говорить. Дела у меня. — И звал громко: — Эй, Христофор! Зови следующего.

Высокий горбоносый саксонец, не поднимая глаз, выходил за порог, негромко звал:

— Проходи, твоя милость, до пана воеводы.

Всеслав Бжезинский, скрипнув зубами, поворачивался так, что плащ прапором взлетал за спиной.

В дверях столкнувшись с новым посетителем, становившимся свидетелем его унижения, кричал пронзительно:

— Кто может меня, вольного пана, заставить служить у худородного атаманишки?

Михаил Львович, сверкнув перстнями, складывал руки на груди. Стоял молча, глядел на крикуна языческим истуканом, этаким золоченым ромейским Марсием.

Ответствовал тихо:

— Я заставлю. Не пойдешь — велю в тюрьму метнуть. Только знай, Бжезинский, хитрость твоя — старая хитрость. Сколь уже раз видел я перед битвой таких! Трусу лучше в тюрьме сидеть, чем в поле на Орду выезжать.

Обиженный пан-потентат выскакивал за порог быстрее королевского скорохода. Трясущейся ногой ловил стремя и аллюром, разгоняя обывательских уток и кур, мчался к Станиславу Петровичу.

Гетман понимающе смотрел на можновладца, укоряя второго воеводу, сочувственно тряс седой головой, но приказа не отменял, уговорами добиваясь того же, чего Глинский достигал приказом.

Так, лаской и строгостью, посулами и угрозами, заботами и трудами толпы гультяев и бражников превращались в крепкое духом и порядком войско. Через три недели в посадах Лиды и в замке стоял не кочевой табор, а готовая к бою десятитысячная армия.

Утром 27 июля 1506 года на южную дорогу выехал из Лиды малый конный разъезд. В миле от города литовцы увидели татар. Ордынцы думали, что все будет, как и до сих пор: литовцы покрасуются, погарцуют немного, а потом по привычке покажут спины и пустятся наутек.

Но литовцы сшиблись со степняками яростно и жарко. Татары побежали. Литовцы поотрубали головы у убитых, положили их в чересседельные сумки и, повязав ремнями трех, сдавшихся на их милость, поскакали в Лиду.

Весь город и едва ли не все войско сбежалось на рыночную площадь смотреть на валявшиеся в пыли отрубленные головы и стоявших рядом кривоногих, низкорослых крымчаков, зло и испуганно постреливавших желтыми, как у волков, глазами.

Михаил Львович и Станислав Петрович тоже приехали на рынок. Но не для того, чтобы поглазеть на отрубленные головы — в минувших битвах видели их предостаточно. Пленные тоже не интересовали их — воеводы ведали, что главные татарские силы идут к Лиде и находятся сейчас в пяти днях пути. Заботило другое: как отнесутся ко всему случившемуся воины и горожане?