Самуил Лурье - Изломанный аршин - трактат с примечаниями

Оцените же наглость доноса.

«О журнале “Европеец”,

издаваемом Иваном Киреевским

с 1-го января сего года.

Журнал “Европеец” издается с целию распространения духа свободомыслия. Само по себе разумеется, что свобода проповедуется здесь в виде философии, по примеру германских демагогов Яна, Окена, Шеллинга и других, и точно в том виде, как сие делалось до 1813 года в Германии, когда о свободе не смели говорить явно. Цель сей философии есть та, чтоб доказать, что род человеческий должен стремиться к совершенству и подчиняться одному разуму, и как действие разума есть закон , то и должно стремиться к усовершенствованию правлений . Но поелику разум не дан в одной пропорции всем людям, то совершенство состоит в соединении многих умов в едино, а в следствие сего разумнейшие должны управлять миром. Это основание республик. В сей философии всё говорится под условными знаками , которые понимают адепты и толкуют профанам. Стоит только знать, что просвещение есть синоним свободы , а деятельность разума означает революцию , чтоб иметь ключ к таинствам сей философии. Ныне в Германии это уже не тайна. Прочтя со вниманием первую книжку журнала “Европеец”, можно легко постигнуть, в каком духе он издаётся…»

Это далеко не всё, но с меня, например, хватит.

Нет, ещё один абзац необходим:

«В 1-й статье “XIX век” указывается, к чему должны стремиться люди. На странице 10-й разрешается, что из двух разрушительных начал должно родиться успокаивающее правило, и правило сие ясно обнаружено. Автор называет его искусно отысканною срединою , т. е. конституциею, срединою между демократией и монархиею неограниченной. Стоит обратить внимание на хитрость автора статьи. На 1-й странице он объявляет, что не будет говорить о политике, а вся статья есть политическая…»

Какую отчаянность надо было иметь, чтобы сунуться с этим клиническим бредом в Третье Отделение, к самому Мордвинову! Которому ведь стоило только раскрыть журнал и перелистнуть несколько страниц. Элементарно проверить: а где тут про деятельность разума. Есть такое место, всего одно, вот оно.

Про т. н. натуральную философию, про систему Шеллинга: «Казалось, судьба философии решена, цель её отыскана и границы раздвинуты до невозможного. Ибо, постигнув сущность разума и законы его необходимой деятельности, определив соответственность сих законов с законами безусловного бытия, открыв в целом объёме мироздания повторение того же вечного разума по тем же началам вечной необходимости, куда ещё могла стремиться любознательная мысль человека?»

Ну! воспользуйтесь шифром — подставьте революцию — что выйдет?

Теперь просвещение. Заменим его свободой. Отчего не заменить. Пару раз даже мелькнёт подобие смысла, — но где же криминал?

«Теперь, благодаря сим успехам просвещения, уважение к религии сделалось почти повсеместным…»

Подставьте, подставьте свободу — и вам сделается совершенно ясно: анонимный стукач был безбоязненно уверен, что вы, ваше превосходительство, — синоним дундука. На букву м. Причём безответственный и профнепригодный.

И приходится признать, что негодяй не ошибся. Возможно, имел какой-то случай лично оценить ваш интеллектуальный ресурс. Для этого не обязательно самому быть умным: достаточно быть безумным.

Продолжаем трагифарс.

Мордвинов прошёлся по доносу карандашиком, отдал в канцелярию переписать. После чего отвёз — вместе с экземпляром «Европейца» — императору! Лично! В собственные руки! Как будто он — Бенкендорф. Или как будто никакого Бенкендорфа нет на свете и он не явится послезавтра к Е. В. с обычным докладом.

Но Бенкендорф послезавтра явился. Застал государя в пароксизме какой-то чрезвычайной ярости. Выслушал всё, что было ему сказано. Взял «Европейца» и донос. Вернулся в Отделение. Не отрывая глаз от доноса, продиктовал дежурному секретарю письмо к министру просвещения князю Ливену:

«Государь Император, прочитав в № 1 издаваемого в Москве Иваном Киреевским журнала под названием “Европеец” статью Девятнадцатый век , изволил обратить на оную особое Своё внимание. Его Величество изволил найти, что все статьи сии есть не что иное, как рассуждение о высшей политике, хотя в начале оной сочинитель и утверждает, что он говорит не о политике, а о литературе. — Но стоит обратить только некоторое внимание, чтобы видеть, что сочинитель, рассуждая будто бы о литературе, разумеет совсем иное; что под словом просвещение он понимает свободу , что деятельность разума означает у него революцию , а искусно отысканная середина не что иное, как конституция . Посему Его Величество изволит находить, что статья сия не долженствовала быть дозволена в журнале литературном, в каковом воспрещено помещать что-либо о политике, и как, сверх того, оная статья, невзирая на её наивность, писана в духе самом неблагонамеренном, то и не следовало цензуре оной пропускать.