Самуил Лурье - Изломанный аршин - трактат с примечаниями

(С двустишием: «Кто устоит в неравном споре: Кичливый лях иль верный росс?» — пришлось повозиться. Попробуйте-ка определить смысловую плоскость, в которой пересекаются кичливый и верный , — вычислить общий знаменатель; это нелегко. Но результат оправдал все усилия: с изумлением и невыразимым облегчением идиот внезапно осознал, что он! — не Пушкин, никто другой, а именно он — отыскал наконец петушиное слово! Выработал для своей эпохи пароль и отзыв! Но это мы разберём отдельно. А следующие два стиха: «Славянские ль ручьи сольются в русском море? Оно ль иссякнет? вот вопрос» — идиот усилил по своему вкусу: для торжества одного из народов нужно, чтобы погиб другой. Император, должно быть, счёл такую прямоту излишней.)

Этот конфликт вскоре будет разрешён (практически — уже): полностью и окончательно подавив сепаратизм, российская армия восстановит единство и территориальную целостность государства.

Так что, господа, лучше прекратите истерику, пока не поздно. Перестаньте превозносить бессмысленное упорство горстки непримиримых боевиков. Ни для кого не секрет, что стоит за этой лицемерной шумихой: махровая русофобия.

Вы стремитесь принизить и предать забвению подвиг русского народа, в кровопролитной борьбе спасшего Европу от наполеоновской чумы.

Что ж: ежели вам угодно сыграть роль поджигателей новой войны — извольте! Россия обладает непобедимой армией, испытанной в бечисленных сражениях(синекдоха: ветеран ВС, полулежа в постели, завинчивает штык, — правда, смысл этого действия немного темноват); она отлично организована и беспрекословно предана своему главнокомандующему; сверх того, у неё практически неисчерпаемый мобилизационный ресурс.(Каскад топографических метонимий — от холодных скал Финляндии до раскалённых — Грузии; картина необозримой поверхности, сплошь покрытой торчащими из неё сверкающими стальными остриями.)

Милости просим, безответственные говоруны! Если не слабо, направляйте к нам войска вашего агрессивного альянса. Места в России много, найдётся и для них: горе-завоеватели нового поколения будут захоронены неподалёку от своих отцов и дядей.

Пушкин отвечал идиоту (с раздражением и злой иронией! — поясняет СНОП):

«Милостивый Государь,

Сергей Семёнович,

Князь Дундуков доставил мне прекрасные, истинно вдохновенные стихи, которые угодно было Вашей скромности назвать подражанием. Стихи мои послужили Вам простою темою для развития гениальной фантазии. Мне остаётся от сердца Вас благодарить за внимание, мне оказанное, и за силу и полноту мыслей, великодушно мне присвоенных Вами…»

Идиот, поверите ли, не обиделся.

— А что это вы его всё идиотом да идиотом? Сами же говорите: пять языков, университеты открывал. И вообще — надоело.

Ну извините. Это просто для разнообразия. Словарный запас на нуле. Но позвольте напомнить. Когда Пушкин умер, дундук вызвал редактора газеты, напечатавшей некролог, и от имени министра объявил строгий выговор. В частности, дундук сказал:

— Писать стишки не значит ещё, как выразился Сергий Семёнович, проходить великое поприще!

В задаче спрашивается: как называть субъекта, которому на язык — а значит, и в голову — навернулась эта фраза? Милым Фифи? Подскажите, буду благодарен, — а сейчас надо придумать, чем кончить параграф.

Кстати. Вот я всё придираюсь к Автору (-рше) истории литературы. (И как бы мне об этом не пришлось пожалеть; ведь мы в его / её руках: разозлится — и как поступит со мной сообразно удельному весу! впрочем, ну и пусть.) А нет-нет, и позавидуешь. Какие сильные ходы изобретает.

Вот смотрите. 3 февраля 1837 года в подвале Конюшенной церкви отпели по Пушкину предпоследнюю панихиду. Потом гроб, заколотив, опустили в ящик. Ящик поставили, подостлав соломы, на сани, накрыли рогожей, обвязали верёвками. Составился погребальный, так сказать, кортеж из трёх троек: возок жандармского капитана, сани с ящиком, кибитка А. И. Тургенева (спец. командировка, но за свой счёт: старый друг, в последний путь, и всё такое). Тронулись в первом часу ночи. Во Псков прибыли в 9 вечера. Тургенев пересел к капитану (Ракееву; фамилия известная; впоследствии дослужился до полковника; см. роман Набокова «Дар») — полетели к тамошнему губернатору на дом (попали на бал); сани с гробом и кибитка остались на почтовой станции.

«5 февраля отправились сперва в Остров, за 56 верст, оттуда за 50 верст к Осиповой — в Тригорское, где уже был в три часа пополудни. За нами прискакал и гроб в 7-м часу вечера… »