Шань Са: Александр и Алестрия

Оргии больше не утоляли его жажды наслаждений. Филипп держал львов и устраивал гладиаторские бои на арене. Он брал меня с собой, чтобы закалить мой дух. Страшные звери рычали и бросались на невольников в набедренных повязках. Мало кто мог удержать в руках оружие и справиться со львицами, куда более свирепыми, чем самцы. Мой отец смеялся. Он тянул шею и вскакивал, когда дверь раздирал очередному рабу брюхо. Я сидел рядом и не испытывал страха. Олимпия научила меня не бояться. Она говорила: когда начинается буря, нужно хранить спокойствие и держаться за землю. Потому что землю ничто не может пошатнуть или разрушить. Земля — источник силы. Наш предок Ахилл был неуязвим на земле. Когда последний бой заканчивался, отец сплевывал, запускал руку мне в волосы и смачно хохотал. Солнце садилось, и праздник начинался. Царь быстро напивался и обращал свою ярость на меня. Он размахивал кубком и мечом, кричал, что я ублюдок, и вопрошал, обращаясь к друзьям, кто мой отец. Голос его гремел, воины смеялись, каждый объявлял, что я — его дочь.

Я повзрослел. Я больше не плакал. Я учился противостоять страданию. Однажды раб убьет львов. Однажды Александр прикончит тирана.

Пресытившись телом царицы и разбив ей сердце, Филипп оставил ее. Избавившись от преследований мужа, Олимпия укрылась на женской половине. Она привязалась к юной рабыне и держала ее в своих покоях. У Оливии была нежная бледная кожа. Ее алые губы ласково скользили по лицу моей матери, и та забывала о вынужденном заточении.

Как-то раз пьяный царь встретил Оливию в саду и взял ее силой. Окровавленная, опозоренная рабыня утопилась в пруду — ведь она так гордилась своей красотой и чистотой. Олимпия обезумела от горя, гнева и ненависти. Она била себя в грудь, рвала на себе волосы, проклинала царя, потом кинулась босиком к крепостной стене и хотела броситься вниз. Солдаты удержали Олимпию. Царь приказал запереть ее. Поползли слухи, что царица сошла с ума.

Я вернулся из школы, чтобы побыть с матерью. Она меня не узнала. Я опустился перед ней на колени, позвал по имени, но она не откликнулась. В грязной тунике, со спутанными волосами, она как будто бредила. Я положил руку ей на лоб. Она вздрогнула, попыталась оттолкнуть мою ладонь. Я сидел неподвижно, стараясь передать ей свою мысль. В глазах Олимпии зажегся свет, она заплакала. Я притянул мать к себе, и она покинула тюрьму, куда сама себя заключила. Олимпия вернулась в свои покои и легла на ложе, опустевшее без Оливии. Она прижалась ко мне и оросила слезами мою грудь, но я остался равнодушным. Я повзрослел, научился драться, владеть мечом и заработал первый шрам. Я больше не знал жалости.

Зачем страдать? К чему радоваться? Почему женщины и дети плачут? Для чего мужчины напиваются и совокупляются?

Аристотель не отвечал на мои вопросы. Стояла теплая, беззвездная, напоенная ароматами ночь. Стрекотали цикады.

— Ты — звезда во мраке, — произнес наконец Аристотель. — Ты черный, красный, желтый, зеленый, фиолетовый, белый, синий, из этих семи цветов Демиург создал мир звезд.

Я смотрел во все глаза и видел на небе загадочные огни. Существа, похожие на бабочек, светлячков и птиц — прозрачные, непроницаемые, искрящиеся, — касались меня, присаживались на миг на плечо и тут же улетали.

Отец хотел сделать из меня воина. Мать повторяла как заклинание, что я — сын бога. Аристотель надеялся воспитать милосердного и справедливого правителя. Я не желал становиться ни одним из трех Александров.

Написанные на папирусе книги поведали мне о пирамидах, сфинксах и кораблях с багряными парусами. Моей судьбой станут океаны, пустыни, леса, горы и вулканы.

Без Гомера мир не узнал бы о подвигах героев. Без него цари не ведали бы бессмертия. Я, Александр, разрешусь грандиозными пейзажами, величественными городами и выдающимися соратниками. У них будет оружие, какого никто прежде не имел, великолепные лошади и особый язык. Они отправятся покорять солнце. В бешеной скачке они забудут и голод, и жажду. Им будут неведомы слухи и наветы. Они забудут о покоренных городах и разбитых сердцах. Они полетят, обгоняя друг друга, все быстрее и быстрее, чтобы добраться до края земли.

Я стану поэтом.

Мое тело менялось. Мое тело причиняло мне страдания. Я стоял, обнаженный, на берегу реки, и меня смущало внимание плескавшихся в водопаде солдат. Я больше не был хрупким, как девочка. Мои плечи, бедра и ягодицы налились мускулами благодаря тренировкам. Лицо, обрамленное каштановыми локонами, утратило детскую округлость. Я бросился в воду, чтобы спрятаться от нескромных взглядов. Гефестион прошептал, что командир фаланги приглашает нас поучаствовать в водном сражении. Мною овладели стыд и возмущение, и я кинулся бежать вдоль берега. Качался под ветром тростник, стрижи пикировали на воду и тут же вспархивали вверх, укрываясь в ветвях деревьев. У меня в душе поселилась невыразимая боль. Что-то должно было произойти, я предчувствовал это с ужасом и восторгом.