Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

Он вытащил свою раскладушку из палатки, и отныне все ночи проводил только под звездами, которые, кажется, тоже потихоньку начинали узнавать его, чтобы под конец окончательно признать.

Однажды несколько лаборантов и младших научных сотрудников в день заслуженного ими отдыха пешком через горы отправились к морю. Володя, считающий себя знатоком Восточного Крыма, вел путешественников по живописнейшим долинам и горным склонам, держа путь к поселку Коктебель.

В Старом Крыму в ту пору негде было "культурно" отдохнуть, расслабиться. Функционировала в разрушенном и униженном за два века городе одна чахлая столовая, где подавали нечто похожее на котлеты с гарниром из серого цвета макарон, да еще вечером открывал двери так называемый ресторан, где подавали те же самые лжекотлеты, но с жареной картошкой. Ни шашлыков не было, ни, тем более, чебуреков, которые, возможно, были запрещены как злонамеренное напоминание о крымских татарах.

А здесь в малолюдном Коктебеле у самого моря готовили и шашлыки, и чебуреки, которые поглощались женщинами и мужчинами, выходящими из расположенных неподалеку немногочисленных домов отдыха. Ну и наши путешественники имели твердое намерение заказать себе после принятия соленных морских ванн и шашлычок, и чебуреки. Володя, между тем, объяснил своим товарищам, что эти пузатые дяденьки и громкоголосые тетеньки, гурьбой вышедшие из столовой, окнами глядящей на море, люди не простые, а писатели! И дом отдыха этот не просто дом, а Дом Творчества Писателей! Творят они здесь, значит.

О! О! - непритворно восклицали археологи, тараща глаза на творцов, в надежде узнать среди них дядю Степу Михалкова, увидеть чекистский прищур Фадеева, к тому времени, между прочим, уже покинувшего юдоль земную, или, на худой конец, Корнея Чуковского, такого же длинного и тощего, как и дядя Степа. Больше, пожалуй, даже цивилизованные ленинградцы никого в лицо не знали, так как еще не наступила эра всеобщей телевизоризации.

А писатели, которые в те времена, действительно, составляли большинство в Доме Писателей, завершив процедуру приятия пищи в своей столовой теперь с аппетитом ели чебуреки и шашлыки, запивая все поедаемое вином из полулитровых стеклянных банок, которое покупали тут же рядом в сколоченном из досок сарайчике.

Разумеется, и путешественники наши побежали в маленький дощатый сарайчик за крымским вином. Февзи же было поручено решить вопрос с чебуреками. И когда он стоял в ожидании своей очереди у пышущего жаром казана, он вдруг услышал знакомый говор!

- Бар айт бабана кыйма тартсын, - говорила немолодая женщина в длиннополом платье, какое носят татарки, парнишке лет четырнадцати, в то время как две по современному одетые девушки ловко раскатывали кружочки теста, накладывали в них мясной фарш, разбавленный, как и положено, водой, быстро залепляли края, обрезая их колесиком на деревянной рукоятке, а та самая немолодая женщина бросала белые полумесяцы в кипящее масло, большой шумовкой вынимая из него полумесяцы золотые. В то же время она успевала брать у каждого из жаждущих горячего чебуречного сока деньги, сдавала сдачу и вручала алюминиевые тарелки с готовым продуктом, да еще и давала указания своим помощникам:

- Бар айт бабана кыйма тартсын! (Пойди скажи отцу, чтобы приготовил фарш!)

И еще что-то говорила энергичная женщина, а Февзи глядел на нее как завороженный.

- Сиз татарсызмы! (Вы татары!) - не столько вопросил, сколько утвердительно воскликнул бедняга Февзи. - Качан кайтыныз? Кырымда татар чокмы? (Когда вернулись? В Крыму татар много?)

Женщина остановила взгляд на молодом человеке и в свою очередь, не прекращая, однако, работы, воскликнула:

- Вай, татар баласы, къайдан кельдин? (Вай, татарский сын, откуда ты явился?)

Она быстро сложила чебуреки для Февзи на гремящие тарелки, как раз новую вымытую партию которых притащил еще другой мальчишка, и сказала по-татарски:

- Мы караимы, - потом добавила не допускающим возражения тоном. - Сейчас эти люди разойдутся, ты подходи, поговорим.

Февзи и его товарищи, измученные квазикотлетами и липкими макаронами, поглощали вкусную еду, пили холодное белое вино, и договаривались, что возвращаться в Старый Крым будут ночью, после того, как вновь проголодаются и еще раз под вечер насладятся великолепной едой. Февзи при этом все посматривал в сторону старой караимки. Наконец, поток любителей чебуреков иссяк, и истосковавшийся по родной речи татарин подошел к опустевшему казану. Девушки с любопытством смотрели на него, что же касается мальчишек, то они подошли к Февзи, обменялись с ним рукопожатием, но не удовольствовались этим и щупали его одежду, трогали его спину, гладили его волосы. Старая караимка рассмеялась и произнесла, конечно же, по-татарски: