Михаил Попов - Темные воды Тибра

Простые горожане, не имевшие собственных политических видов, тем не менее тоже чувствовали необычность ситуации. А как же – жил и жил себе под Кумами на вилле и вдруг неожиданно появился!

Что-то здесь не так.

Люди, не успевшие обогатиться в первые дни повторной Реставрации, как это сумели сделать, например, Марк Лициний Красс и многие другие, очень надеялись, что счастливый и справедливый Сулла явился из своего роскошного и добровольного заточения с новыми проскрипционными списками. Снова начнет передел имущества, ибо не все его противники наказаны в должной мере; многие скрытые марианцы не поплатились как следует, кое-кому из дальних друзей Сульпиция, Цинны и Главция удалось сохранить значительную часть богатств.

Разве сейчас не лучший день для того, чтобы свести окончательные счеты?!

Явились и те, кому нечего было ждать, в то же время и бояться нечего; те, кто рассчитывал просто поглазеть и повеселиться за чужой счет.

Есть на свете люди, непоколебимо верящие, что существует в мире какой-то «чужой счет» и что главная его особенность и назначение – это обслуживать их интересы.

Чернь!

Чернь!

Чернь!

Черни было больше всего.

Когда солнце поднялось уже довольно высоко, и порция воды у водоносов стоила уже четверть асса, и в общем гуле ожидания стала слышна отчетливая нота раздражения, пронеслось:

– Идет.

– Идет!

– Где он?!

– Он идет!

– Вон, смотрите, вон!

Сулла шел не обычной дорогой, а по улице Субуры; навсегда осталось тайной, почему он выбрал этот не самый парадный маршрут. Одни говорили, что он опасался наемных убийц, которые как раз и ожидали его на привычном маршруте, другие судачили о рассеянности Счастливейшего, охватившей его в последние недели (этим же объясняли и произнесенную им речь), третьи вообще несли какую-то ахинею.

Главное, что Сулла оказался на форуме, появился на нем.

Как обычно, шестьдесят вооруженных юношей, детей самых родовитых и великолепных квиритских семей, сопровождали его, и это не считая положенных ему двадцати четырех ликторов, которые были одеты во все белое и несли связки ивовых прутьев с ритуальными топорами внутри.

Когда-то, во времена первых триумфов и первых триумфаторов, дикторская экипировка заключала в себе глубокий символический смысл. Связка розог служила императору (тому, кто пользовался в этот момент триумфом) напоминанием, что в мире есть не только победы и славные дни. Что в случае неудачи или предательства он будет выпорот этими дикторскими розгами самым безжалостным образом.

Сейчас, конечно, и тем более в связи с такой личностью, как Луций Корнелий Сулла, вспоминать об этих старых правилах было смешно.

Публий Сервилий и Аппий Клавдий, вновь избранные консулы, вышли навстречу правителю римского народа, носящему имя принцепса, и спросили у него, не желает ли он говорить.

Сулла кивнул.

Все знали, что он прибыл сюда именно для этого, но порядок требовал, чтобы консулы поинтересовались его планами.

Сразу же, в мгновение ока, образовался достаточно широкий коридор в толпе, ведущий к главной ораторской трибуне. Той самой, с которой еще не всеми забытый Руф произносил свои речи; той самой, где впоследствии ровно неделю стояла, источая червей, его отрубленная голова.

С этой трибуны обращались к народу и Марк Порций Катон: «Карфаген должен быть разрушен!», и Фабий Максим, за свою выдержку прозванный Кунктатором – Медлителем, он первым воскликнул: «Отечество в опасности!» Публий Корнелий Сципион с этой трибуны объявил, что Вторая Пуническая война закончена и Ганнибал разбит. Ливий Друз и Гай Гракх, Сатурнин и Гортензий и множество фигур гораздо менее значительных возвышали свой голос отсюда.

Теперь с этой трибуны хотел обратиться к римскому народу Луций Корнелий Сулла.

Он поднял руку, и шум на форуме стих.

Шум всегда стихал, когда он поднимал руку.

Рассказывали, что даже воды Эгейского моря вблизи Эфеса подчинились этому жесту и перестали плескаться.

– Моя речь будет короткой, ибо, клянусь всеми богами, в которых вы верите, о человеке следует судить по тому, что он сделал, а не по объяснениям, почему ему ничего сделать не удалось. Я сделал немало, и делал так, как считал нужным. Я многих лишил жизни, но клянусь Юпитером, только тех, кого жизни нельзя было не лишить. Иногда мои поступки были непонятны, но только для тех, кто не давал себе труда как следует задуматься, почему они были именно таковы. – На секунду Сулла прервался, словно для того, чтобы набрать воздуха в легкие. – Мое правление было бедствием для некоторых, бременем для многих и спасением для отечества. И всякому, кто захочет получить от меня отчет по любому вопросу, я дам ответ здесь и сейчас.