Михаил Попов - Цитадель тамплиеров

Толстяк перестал теребить четки.

— Ах, писали…

— Не имея возможности прибыть к сроку, я известил о своей болезни.

Не очень уверенно толстяк сказал:

— Это меняет дело. С вашего разрешения я поищу письмо.

Рыцарь пожал плечами.

— Воля ваша. Заодно проверьте, получены ли здесь четыре тысячи флоринов. Я выслал их через контору менялы.

— Отчего же четыре? Вступительный взнос равняется двум с половиной.

— Я внес бы и сорок тысяч, имей я такую сумму…

— Понимаю, понимаю, — ничего как будто бы не поняв, пробормотал толстяк и вышел.

Шевалье остался один, звякнув железом, он присел на табурет у стены. Переписчики скрипели перьями, ни один из них даже не покосился на рыцаря. Чем-то не понравился де Труа разговор с толстяком.

Но вот он вернулся с несколькими пергаментами.

— Ваши бумаги легко сыскались. Отправляйтесь домой. Где вы стоите?

— У Давидовой башни, в доме бондаря…

— Вас известят о заседании капитула. Дело двух недель…

— Да пребудет с вами милость Господня.

Толстяк снисходительно кивнул.

— Прошу прощения, шевалье. Ваше пожелание суть мирское и неуместно в стенах монашеского убежища.

Де Труа, в свою очередь, поклонился.

— Спасибо за вразумление, не откажите заодно и в одном совете.

— Извольте.

— Я уже говорил, что оруженосец, прибывший со мною из Лангедока, скончался от злосчастной лихорадки. Пристойно ли мне взять нового из сыновей здешнего горожанина?

— Донаты и облаты — телесное мирское продолжение ордена, и привлекать к душеполезной службе их сыновей ничуть не зазорно. Но отпрыск простого горожанина никогда не сравняется с оруженосцами и пажами, происходящими от родовитых рыцарей. Это может ожесточить сердце юноши, особливо если он честолюбив.

Дней через пять шевалье известили, что срок пришел и капитул рассмотрит его кандидатуру вместе с несколькими другими.

Де Труа волновался. Согласно уставу ордена, составленному Бернардом Клервосским, полноправным тамплиером не мог стать человек нездоровый и увечный. Трудно было однозначно ответить, подпадает ли он со своей мозаичной кожей под действие этого пункта. Более всего де Труа рассчитывал на эффект своего взноса. Четыре тысячи флоринов — это аргумент! Но…

Но вместе с тем возможна проверка, для этого достаточно послать гонца в Депрем. Там выяснится, что названный рыцарь и его оруженосец зарезаны у себя в доме… Нет ничего проще, чем послать человека в Депрем!

Заседание капитула — ловушка? А клад?.. Придется рискнуть.

В назначенный день, отбросив сомнения, спокойный, как ледяное горное озеро, шевалье отправился на собрание капитула.

Волнения оказались напрасными… Два рыцаря-тамплиера отвели шевалье в комнату с белыми стенами и красным восьмиконечным крестом. Там подготовили к посвящению, напомнив законы и правила ордена. В частности: братьям-тамплиерам воспрещаются праздные разговоры; без разрешения они не могут покинуть территорию капеллы; братья не пишут и не получают писем; братья обязаны избегать мирских развлечений всяческих, повседневно и повсечасно молиться и каяться со слезами и стенаниями.

Если же брат нарушит сии нерушимые установления, также за воровство, убийство, бунт, побег, кощунство, трусость, мужеложество и симонию брат будет сурово наказан; вплоть до изгнания из ордена. Высшая мера — «наказание смертью».

Последовали вопросы. Из рыцарского ли рода его родители? Не связан ли он присягой с другим орденом? Не состоит ли в браке? Не отлучен ли от церкви? И, наконец, торжественно: согласен ли он, узнав все это, вступить на путь истинного служения?

— Да! — столь же торжественно ответствовал шевалье.

Его под руки ввели в овальную комнату, где в креслах у стен сидело несколько седовласых господ в белых плащах с красными крестами. Один из сопровождавших оповестил капитул, что Реми де Труа, дворянин из рода лангедокских Труа, прошел годичный искус и готов вступить в орден тамплиеров. И, если никто из господ не возражает, быть по сему.

Келья новоиспеченного храмовника брата Реми мало чем отличалась от той, что была у служки барона де Шастеле в лепрозории святого Лазаря. Распятие, жесткое ложе, табурет с Библией на нем. Но вид из окошка был на холмы, поросшие маквисом и фриганой.

Вступление в лоно самого таинственного и могущественного христианского рыцарского ордена было будничным, как покупка земельного участка. Сверили бумаги, сличили суммы и выдали белый плащ. То, о чем предупреждали пожилые братья перед заседанием капитула, оказалось отнюдь не набором фраз. Тамплиеры с утра до ночи молились. Служки будили рыцарей не только к хвалитнам, но и к полунощнице. То же и вечером, и в повечерие без послаблений. В середине дня служки приглашали господ рыцарей в палестру попрактиковаться в обращении со всяким оружием и в фехтовании. Первокрестоносцы сто лет назад оценили сарацинскую манеру сабельного боя и пользования арканом. Они укоротили мечи, изменили заточку, одобрили гибкие стремена. Поэтому в единоборстве палестинские рыцари по большей части превосходили новичков, приезжих из католических стран. Шевалье де Труа не сумел овладеть своим телом, как прежде владел им, будучи ассасином, но не отчаивался и неистово упражнялся. Впрочем, давно усвоив, что побеждает в бою не меч…