Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона

Джорджикисдзе следовал за ним, высоко подняв голову.

Перед мысленным взором Абуласана предстали его предки с отсеченными головами, выколотыми глазами, вырванными языками, и он чувствовал, как тоненькая струйка холодного пота стекает у него по спине.

Дни для Бачевы походили один на другой, как мысли бедняка. Дни потеряли для нее всю прелесть. Любовь к жизни выскользнула в полуоткрытую дверь, и теперь она бессмысленно поскрипывала под порывами ветра. Да, дни стали безликими и безрадостными, но главное заключалось в том, что жизнь потеряла смысл. За безысходным рассветом следовала безысходная ночь. Бачева уже не видела разницы между ними. Зачем светает или зачем спускается ночь — Бачева не знала, разве только чувствовала, что с наступлением сумерек усиливались грусть и тоска — одиночество в сгущающихся сумерках давит гораздо сильнее. Но день, пожалуй, лучше ночи, днем светит солнышко, на улицах — прохожие, по утрам и на закате дня округа оглашается голосами, смехом, шутками идущих в синагогу верующих и возвращающихся из нее… Главное, что слышны голоса. Человеческие голоса… Дважды в день она крошит корм фазанам. Это — основная забота Бачевы. Это развлекает ее — голодные фазаны такие жалкие! Голодные? Разве она не кормит их дважды в день? Ненасытные, жадные фазаны! Клюют, как заведенные — не дай Бог, другому что-то останется! Вот фазан подскакивает к рядом стоящему с серым крылом, тоже жадно клюющему, и больно клюет его в голову — не ешь, мол, это все мое! Бачева гневно наблюдает за этой сценой, когда с верхнего балкона раздается безмятежный голос Иохабед:

— Как ты сегодня чувствуешь себя, детка?

«Как должна себя чувствовать, так и чувствую», — думает Бачева, а вслух произносит:

— Спасибо Господу, хорошо.

Сюда, фазаны, сюда!

Пока Тинати не вышла замуж, она как-то скрашивала ее жизнь — то сама залетит к ней ласточкой, то Бачева заглядывает к ней. Тинати живет сейчас не в городе, а в имении мужа — Рати Сурамели, для ребенка, считает он, полезнее жить в деревне. У Тинати на руках круглолицый улыбающийся крепыш, Бачева думает, что она уже ждет и второго ребенка. Потому и не появляется в городе — ездить верхом для женщин в положении небезопасно.

«Лапушка!» — беззвучно позвала Бачева незнакомое дитя и ласково улыбнулась ему. Она испытывала зависть к Тинати — у той был ребенок!

«Наверное, сколько у нее с ним забот, небось из сил выбивается — помыть, покормить грудью…» — Бачеву пробрала приятная дрожь.

Единственное спасение ей виделось в ребенке!

В ребенке, но не в муже! Ей казалось, муж у нее уже был… Был, покинул ее, оставил без ребенка.

Нет, у Бачевы хватает забот — подать милостыню бедным, связать что-нибудь, покормить фазанов, а еще мысли, мысли о том, почему ее религия — вера и служение одному Богу — так раскололась, почему в один прекрасный день люди назвали ее разными именами.

Первое письмо от незнакомца пробудило в ней интерес к жизни. Кто-то следит за ней, думает о ней, стало быть, она существует. Бачева воспряла духом и стала ждать второго письма. Но оно запаздывало, и это встревожило ее. Кто-то смеется над ней, хохочет, держится за бока! Она снова сникла, втянула голову в плечи, а потом пришло второе письмо, и вновь появилась уверенность в себе. Да, она продолжала вязать, подавать милостыню бедным, кормить фазанов, но у нее появилась сокровенная мысль — кто шлет ей письма? Когда она вновь почувствовала вкус к жизни, она как бы воссоединилась с Ушу — он был постоянно рядом…

В пятницу вечером, в канун субботы Бачева как обычно зажгла свечу в память об Ушу и помолилась за его душу. Необыкновенная услада объяла ее. На ужин она явилась с чувством исполненного долга: «Не может быть, чтобы мои молитвы не дошли до Ушу». Эта мысль бодрила ее, поднимала дух, но при этом она не забывала о любовных письмах. Несколько раз именно в пятницу за вечерней трапезой Занкан начинал разговор о ее будущем: пора подумать о замужестве. Бачева молча слушала отца. Она его понимала — он хотел внука, что предопределяло его существование во времени. А Иохабед раздражали разговоры мужа. «Разве так это делается? Дочери объявляют: поздравь меня дочка, я выдал тебя замуж за сына такого-то и такого-то, отныне он твой суженый, Бог даст, скоро и свадьбу сыграем». А что делает Занкан? Занкан спрашивает дочь, когда ее можно будет выдать замуж!

Иохабед знала, Бачева никогда не захочет устроить свою судьбу, но и против воли отца не пойдет, как разграбленный, раздавленный человек избирает своим уделом покорность, а не исполнение желаний. Скажи ей Занкан: «Поздравь меня, дочка, ты помолвлена с сыном…» — он мог назвать любое имя — и она покорно склонила бы голову. Перед Пасхой во время ужина Занкан сказал: