Гурам Батиашвили - Человек из Вавилона

Как-то вечером, когда они втроем сидели на балконе, Тинати с улыбкой как бы между прочим произнесла:

— Слышали, что заявил Саурмаг, твой отец? — Она повернулась к Ушу. — Эта гурия не войдет в мою семью.

— Нет, не слышал, — отозвался Ушу и тут же добавил: — А что другое мог сказать Саурмаг?

Казалось бы, разговор на этом должен был закончиться. Ну что могла сказать Бачева, самое большее, у нее погрустнели бы глаза, но это не устраивало Тинати, потому она продолжала:

— Так что, моя Баче, либо ты должна забыть Ушу, либо принять христианство. — Она улыбнулась, но услышала от Бачевы в ответ такое, что улыбка замерзла у нее не губах.

— А ты, пожалуй, права! Ну и что тут такого?!

— Что?! Ты действительно примешь христианство? — от волнения у Тинати пересохло во рту, и ей трудно стало говорить.

— А что тут такого? — повторила Бачева. — Разве не от нас, евреев, пошло христианство? Так я слышала. — Бачева была так искренна, так непосредственна, что потрясенная Тинати подумала: «Неужели она сделает это? Иудеи ведь так просто не изменяют своей вере!»

Опустив голову, Ушу слушал разговор Тинати и Бачевы, и сердце его полнилось радостью.

Неожиданно Бачева со словами — «Уже стемнело» — вскочила, вмиг сбежала вниз по лестнице и стремительно вышла со двора. Только она закрыла за собой калитку, как с улицы донеслись странные возгласы. А затем вдруг все перекрыл крик Бачевы. Она звала на помощь.

— Бачева! — нервно вскрикнула Тинати. Она бросилась к стене, схватила кинжал и сбежала во двор, кликнув по дороге слуг. Она даже опередила Ушу, который нагнал ее у калитки. На пыльной улице никого не было видно.

— Бачева звала на помощь, это была она! — Голос у Тинати дрожал от волнения. Под дубом кто-то застонал. Ушу бросился на стон — это был Эфро, из бедра у него шла кровь.

— Что случилось? Что случилось? — воскликнула Тинати.

— Ее похитили разбойники, потащили к Куре, — с трудом выговорил Эфро.

— Коня! — крикнул Ушу.

— Коня, быстро! — эхом отозвалась Тинати.

Когда она вскочила на свою лошадь, копыта коня Ушу уже высекали искры на дороге. Но Гванца Тинати была очень резвой и вскоре догнала Ушу.

Ушу нагнал похитителей у парома, который уже отходил от берега. Пришпорив коня, Ушу влетел на паром, на ходу стегнув плетью разбойника, схватившегося обеими руками за весло. Разбойник не дрогнул — выхватил кинжал и уже занес его над головой, чтобы всадить в Ушу, как случилось нечто неожиданное — Гванца в прыжке легко преодолела расстояние от берега до парома, и Тинати с воплем «Ты что делаешь, несчастный?!» так ударила бандита по руке, что чуть не отсекла ее. Тем временем подоспели и слуги Ушу. Они быстро управились с остальными двумя разбойниками. Спустя несколько минут все трое валялись на полу. Тот, что был с веслом и получил удар от Тинати, истекал кровью, а его приятель был ранен в бедро. Тут же находилась Бачева со связанными руками и ногами и заткнутым ртом. Увидев Ушу, она заплакала — то были счастливые слезы человека, не разочаровавшегося в своих надеждах. Ей развязали руки и ноги, а марлю, которой был завязан рот, она сорвала сама и бросилась к Ушу. Впервые обняла того, кто был непременным участником ее девичьих снов. В пылу радости даже не почувствовала жара щек Ушу и тепла его рук. Прижимая его к себе, бормотала: «Как ты, Ушу, тебя не ранили, ты в порядке?» А Ушу, ощутившему жар груди Бачевы, показалось, что земля поплыла у него под ногами. Тинати медленно, тяжело ступая, покинула паром и стала дожидаться влюбленных на берегу.

Один из трех разбойников, напавших на Бачеву, оказался сыном некогда состоятельного еврея Иошуа Шалелашвили — Эудой. Именно его ранила в руку Тинати.

Среди разбойников, вносящих смуту в жизнь евреев, не раз оказывались евреи. Их участие в разбое обычно ограничивалось тем, что они указывали бандитам на богатых иудеев, давали сведения об их детях, родителях, о месте пребывания. Занкан знал, такое случается, но он не слышал, чтобы еврей сам похищал кого-либо, т. е. во всеуслышание заявлял, что он — разбойник. Поэтому Занкан решил поначалу повидать Эуду, а потом поговорить с остальными двумя — Гучу и Джачу. Впрочем, ему незачем было выяснять с ними отношения — оба были известными головорезами. Занкан не раз протягивал им руку помощи, а сейчас они утверждают: мы понятия не имели, что похищаем дочь Занкана.

Дом Иошуа стоял, разумеется, в Петхаине. Именно сюда приехал Занкан, но его слуге сказали, что Иошуа здесь уже не живет, дом отошел заимодавцам в уплату за долги. Соседи, живущие поблизости, сообщили его новый адрес, не забыв присовокупить, что хозяйка дома не вынесла обрушившихся на семью несчастий и отошла в мир иной.