Дмитрий Евдокимов - За давностью лет

В Москве Петр Камчатка явился опять на фабрику, где и оставался до великого поста тысяча семьсот сорок восьмого года. На третий неделе поста бежал в Калужский уезд на железные заводы Акинфия Демидова, работал недели с две без пачпорта: опять возвратился в Москву, проночевал в ямской Дорогомиловской слободе одну ночь, а потом работал «на бережках», таскал на берег Москвы-реки лес недели две: потом жил за Сретенскими воротами в приходе Вселичастивого Спаса, что в Пушкарях, у коломенского солдата Семена Семенова Ворнопегова; кормился тем, что скупал в лавкой кресты медные и иглы и продавал их по деревням в Московском уезде. Потом жил в Переяславской ямской слободе, в доме Милютинской фабрики ученика Ивана Ланского, и 8 августа пошел было к празднику в Новоспасский монастырь, шел по мосту, на Балчуге встретился ему Иван Каин, взял его и привел в Сыскной приказ».

После допроса, как положено, Петра Камчатку стали допрашивать под пыткой, и он добавил, что прежде Нижнего ходил он с товарищами и Ванькой Каином в Троицкую лавру.

Восемнадцатого декабря тысяча семьсот сорок восьмого года судьба Камчатки была решена: наказан кнутом и сослан в ссылку в Оренбург, на вечную работу.

— Получается, что Камчатка честнее Каина оказался: как пообещали они друг другу «завязать», Камчатка больше и не воровал! — возбужденно воскликнул Василий.

— Получается так, — согласился Шапошников. — Выдача Камчатки в руки правительства очень повредила Каину как в обществе его товарищей мошенников — они потеряли к нему доверие, — так и среди чиновников Сыскного приказа и полиции.

Сыскной приказ начал принимать различные меры против нахальства и дерзкого поведения Ваньки Каина.

В инструкции от одиннадцатого ноября тысяча семьсот сорок восьмого года дежурному офицеру о содержании колодников было сказано: «Обер-офицеру из команды своей никому караульных не давать и самому не отпускать, ни за чем не отсылать никуда над опасением военного суда, а посылать по требованиям от секретарей, по наказам и сыскам, и, сколько потребно, посылать без задержания; такс ж если доноситель Каин будет объявлять, что ему надлежит для поимки сколько солдат, то спрося присутствующих, а не в бытность их дежурного секретаря, и дежурному секретарю спросить тайно доносителя, куда идтить, и в какие домы, и за какими людьми, чтобы в том от него, доносителя, знатным людям каких страхов и бесчинства не нанесено было и сие ли Москвы, а ежели надлежит той посылке быть, того часу потребное число солдат посылать и с ними унтер-офицера или капрала с таким наставлением, чтоб на которых он, доноситель Каин, будет показывать, тех брать и содержать, чтоб их не упустить и приводить прямо в Сыскной приказ, а окроме Сыскного приказу тех колодников по домам никуда не водить и к доносителю Каину в дом не водить же, ибо от оного доносителя многия продерзости явились и что он перво к себе водит — и то оказывается, в чем в Сыскном приказе в том, что ему, доносителю Каину, того не чинить, взята подписка». Как видите, налицо явно желание ограничить самовольство Каина, — сказал Шапошников. — Но, вероятно, полиция никогда бы не решилась на арест Каина, боясь его показаний.

Однако в это время, на беду Ваньки, в Москву из Петербурга приехал генерал-полицеймейстер Татищев, человек решительный и строгий. Именно к нему попала очередная жалоба на бесчинства Каина. Жаловался солдат Коломенского полка Федор Тарасов, сын Зевакин. У него была хорошенькая дочка в возрасте пятнадцати лет, она ходила на вечеринки в дом солдатки Федосьи Савельевой, где и увидел ее Ванька Каин, стал угощать ее лакомствами, а еще более — вином и пивом. Отец, заподозрив неладное, запретил дочери ходить на вечеринки. Тогда Каин подослал к ней свою бывшую любовницу Авдотью Степанову, после переговоров с которой девушка исчезла. Отец долго и безуспешно искал дочь, пока не догадался подослать к жене Каина двух женщин, которые выведали, что Каин уехал в село Павилено с какой-то солдатской дочкой. Тогда Зевакин и подал жалобу на Каина, и Татищев приказал его немедленно арестовать, не обращая внимания на указы Сената.

На допросах Каин держался дерзко, молол всякий вздор, надеясь на связи с полицией, но Татищев приказал посадить Каина «под караул в погреб, кормить очень мало и никого не подпускать». Ванька прибег к своей старой хитрости, закричав «слово и дело», и его тут же отправили в Тайную канцелярию. Там он простодушно признался, что никакого «слова и дела» за ним нет, а закричал он от страха умереть от изнурения в сыром и холодном погребе, в который был посажен Татищевым.