Даниил Мордовцев - Сагайдачный. Крымская неволя

Продавец не уступает, стоит на своем; покупщик сердит­ся — оба говорят разом, размахивают руками.

— То-то, дьяволы! — продолжает ворчать москаль.

— Раздеть тебя хотят, девынька.

Девочка вспыхивает, закрывается руками... Слезы высту­пают на глазах...

Покупщик требует, чтоб раздели девочку: ему нельзя не видеть всего ее тела; а то может продорожиться — купить с каким изъяном...

Гирейка начинает развязывать сорочку у девочки; та не дается, плачет, бросается к своему «дедушке»...

— Ой дедушка! Ой, стыдно!

— Нету, нету, ничево, дитятко, — успокаивает ее мос­каль.

— Он ничего — не тронет, только глазком малость на­кинет, так, чуточку, чиста ли тельцем ты, ягодка.

Девочка все-таки сопротивлялась, плакала.

— Ой мамо! Мамо! о-о!

— Девынька! Дитятко! Крохотка! Не бойся, золотая моя! — уговаривал ее москаль.

С трудом сняли с нее сорочечку. Голое тельце, словно то­ченое, так и блеснуло перед изумленными глазами покупа­теля. Даже посторонние зрители ахнули: так прелестно бы­ло тельце ребенка-невольницы...

Покупщик сдался, и тотчас же ударили по рукам. Девоч­ка была продана в гарем богатого паши.

За девочкой начался новый торг; паше, как видно, по­нравилась и взрослая украинка, уже готовая красавица, в яркой запаске и с роскошною черною косою. К счастью для нее, тут не пришлось прибегать к разоблачению казоваго конца интересного товару: чернокосую украинку не раз­девали донага, а только осторожный и разборчивый покуп­щик тщательно осмотрел ее фигуру, статность, желательную полноту и округлость, кой до чего с улыбкой дотронулся, несмотря на сопротивление девушки и на успокоительные замечания москаля — «ничего-де, красавица, пущай пощу­пает маленько, без этого же нельзя: товар осмотреть надоть, прикинуть... не стыдись, красавица»...

Ударили и тут по рукам. Покупщик достал из кармана широких шаровар замшевый, шитый шелками и бисером ки­сет, зазвенел золотом, стал отсчитывать договоренную пла­ту... Но в этот момент к нему приблизился москаль...

— Ваша милость! Сундук премудрости! Паша батюш­ка! — скороговоркой затараторил он.

— Купи и меня! Якши, сундук премудрости! Купи, родной!

Паша с изумлением посмотрел на него, вопросительно взглянул на продавца. Москаль и к нему приступил, упра­шивал, чтоб он и его продал вместе с девынькой; что без него она пропадет, что он сам здоров, работать может и на дворе, и в саду, и воду носить, и лошадей поить и чистить — все мо­жет... Он, мешая русские слова с татарскими и турецкими, коверкая все на московский лад, объяснял, что лучшего паше работника и не надо, что он тридцать лет жил в неволе, всякое невольницкое дело знает, как свои пять пальцев. Он, наконец, спустил с плеч рубаху, показывал, какие у него могучие плечи, руки, грудь...

— Купи, паша! Купи, сундук премудрости! Вон видишь, какой я — бык быком, якши! Алла!.. Да я твоей милости за десятерых работать стану, и песни петь, и плясать в угоду твоей милости... Вот я какой! Колесом перед тобой ходить стану...

И он, взявшись в боки, стал выплясывать, и присвисты­вать, и приговаривать:

Паша и Гирейка хохотали, как сумасшедшие. Кругом собирались зрители и любовались этим необыкновенным «урусом». Он вдруг переменил тон и здоровым голосом за­звонил, как звонят в Москве у Ивана Великого:

Весь рынок дивовался, хлопал в ладоши, изумлялся, откуда это явился невиданный дервиш. Со всей площади и с пристани собрались татарчата. Все покупатели бросили свой торг и приблизились к Гирейкиным невольникам...

Участь москаля была решена: паша купил и его вместе с двумя хорошенькими пленницами.

Прошло немало лет. Дорошенко, долго верховодивший Западною Украиною, то отдававший ее туркам и татарам, то торговавшийся из-за нее с Москвою и с Левобережною Украиною, теперь уже более не верховодил ничем, а сидел в московской неволе, в селе Ярополче, Волоколамского уезда, хотя и с почетным званием воеводы. Мазепа, по своему обычаю, предал его и передался на сторону его врага, гет­мана Левобережной Украины Ивана Самойловича, чтоб и его потом утопить в ложке воды. [36]Лишь изредка вспоминали они о разграбленном турками, по их милости, Каменце, о бившейся на седле у татарина золотоволосой украиночке...

Вместо них в Заднепровской Украине верховодил уже Юрась Хмельницкий, которого султан выпустил из черне­ческой кельи и неволи и, вместо четок, дал ему в руки гет­манскую булаву с тем, чтобы он, Юрась, покорил под ноги блистательного падишаха всю Украину и титуловался бы так: «Я, Григорий-Гедесон-Венжик Хмельницкий, з божой ласки, божиею милостию ксионже русский, сарматский и гетман запорожский».