Елена Маркова: Первая сказка

Могущество Та-та несло благоденствие его племени. Семья уже была совсем не та, что раньше: с каждым годом все больше детей рождалось в пещере медведя, и дети были не чета прежним. Здоровые, сильные, они росли на глазах, и недалек уже был тот день, когда на смену старым охотникам придет новое, рослое поколение, юные воины, чьи молодые сердца горят отвагой и жаждой великих побед; огненный Дух обрел новую жизнь в душах растущих детей Аа-та. Ведь все эти будущие охотники и юные девушки были рождены женщинами Семьи леопарда, и Отцом их был Брат Солнца, которому принадлежали матери: Аа-та, пылающий по ту сторону реки у жилища из веток и сучьев. Там, под присмотром мудрого Ва-та, росли такие же крепкие и отважные дети Ом-аа, юные медведи.

Впрочем, в последние годы в обоих становищах появились и новые матери, и новые дети из других племен. Охотники, которым в зимнее время приходилось в поисках добычи забираться далеко в неведомые земли, порой встречали там в пещерах и шалашах Семьи молчаливых людей, живущих без огня и Духа; тех, кого они называли Но-аа — Непонимающие, или Но-ом — Одинокие. Люди Ом-аа, как и люди Аа-та, никогда не бросали на произвол судьбы этих жалких, запуганных существ: им дарили огонь, учили словам и объединяли их души, зажигая новые звезды в черном небе. Должно быть, и эти новообращенные племена, расправившись со своими Отцами, принимались за то же благородное дело, и, кто знает, возможно, в мире уже и вовсе не стало безмолвных падальщиков Но-аа, а если они и сохранились где-то, то время их было сочтено.

Та-та смотрел на прозрачные струи невидящим взором. Прежние люди и прежние времена уплывали с ними в неведомую страну, откуда нет возврата… И мысли эти, величественные и торжественные, всякому другому человеку принесли бы радость, но не Та-та.

Глубокая тоска, с которой он так и не смог совладать, тоска, против которой бессильно все его колдовство, окрашивала мысли в черный и серый. Та-та был несчастен, и даже славные победы Великого Духа, всё радостное бурление обновленного мира не в силах были развеять его печаль.

Он вспоминал Ма-ма. Он снова и снова, от начала до конца переживал все их короткие дни в пещере Дарующего Жизнь, когда кроме них никого не было в мире. Память жгла его сильнее, чем красные угли Аа, если схватить их руками и прижать к лицу.

Видения приобретали ясность, и он снова видел глаза Ма-ма, ее тонкое, гибкое тело, ее длинные блестящие волосы, ощущал тепло ее дивной, нежной, как у ребенка, кожи. Разве сравнится с ней хоть кто-нибудь из множества женщин, которыми он владел после?

Она принадлежала ему, но он отдал ее огненному Духу. Он поступил так, потому что иначе не мог. Такова была воля великого Света.

Ом-аа! Будешь ли ты так же жесток, как наш прежний Отец?

Та-та слился со своими грезами. В эти минуты он готов был убить всякого, кто неосторожным звуком развеет зыбкую реальность его видений, прогонит прекрасный призрак.

Вдруг громкий плеск воды вырвал Та-та из мира грез. Он вскочил, вспыхнув гневом. Наказать виновного, кто бы он ни был, человек или зверь! Но что это? Видение ожило. Ма-ма переходила реку. Она была уже на середине брода, по пояс в воде. Ноги ее ступали осторожно, нащупывая опору среди скользких камней.

Та-та бросился к берегу. Сердце его бешено колотилось. Он должен был сказать ей что-то очень важное, но мысли путались, набегая волнами одна на другую.

Ма-ма вышла из воды и робко прикоснулась к нему. Ее мокрая прохладная рука была настоящей, он видел, как вздрагивает ее тело, то ли от холода, то ли от слез.

Годы, прошедшие со времени их последней встречи, изменили обоих. Та-та раздался в плечах, и спина его сгибалась теперь сильнее, а волосы на затылке стали гуще. Ма-ма немного отяжелела, ее движения были уже не такими ловкими и быстрыми. Грудь и живот отвисли, а вечные тревоги оставили морщины на ее некогда юном и гладком лице. Только глаза остались прежними — глубокими, загадочными и блестящими, как два озера, как две пещеры, темные и влажные — Ма и Ма.

Та-та охватила дрожь. В горле застрял комок, он судорожно попытался проглотить его, но не смог, только издал хриплый нечленораздельный звук.

А Ма-ма улыбалась. Улыбалась, одновременно страшась и радуясь тому, что неминуемо должно произойти. Она знала это, иначе не пришла бы сюда.

Наконец Та-та заставил себя произнести:

— Ом-аа у. Ом но. Мы прогневим бога и умрем.

Ма-ма молчала. Грудь ее тяжело вздымалась, а в глазах появился необычный блеск, подобный искрам костра, разворошенного палкой. Потом она сказала чуть слышно: