Нина Молева - Граф Платон Зубов

— Одна ли?

— Хотела одна, да Платон Александрович подкараулил. Вместе пошли.

— Вот и слава тебе, Господи, что вместе. Слыхала ли, чего вчера на представлении семейства Зубовых деялось?

— Да по-разному народ-то в покоях дворцовых толкует.

— Значит, уже толкует. Вот же досада какая!

— Да вы, Анна Степановна, коли ваша милость будет, может, сами мне про вчерашний день расскажете. Так оно вернее будет.

— Кому ж и рассказывать, как не тебе, Марья Саввишна. Велела государыня позавчера семейство Зубовых к представлению императрице приготовить. С приглашением лейб-курьер поехал, а с благодарственным ответом младший брат Платона Александровича во дворец примчался.

— Слыхала, слыхала. Толковали, больно собой хорош.

— Слишком хорош, Марья Саввишна. Уж ежели на Платона Александровича глаз положить, то Валерьяна Александровича нипочем не обойти. На два года братца помоложе, побойчее. Ладный такой. Ловкий. И все норовит впереди всех оказаться.

— От молодости. С кем не бывает.

— Не так все просто, Марья Саввишна. Я от разу подумала, а что если тут и конец нашему Платону Александровичу.

— Что вы, что вы, Анна Степановна! Это уж Господь не попустит — чтоб такие перемены да в такой короткий час. Господи, спаси и сохрани. Не те лета у государыни, чтобы…

— Без тебя, Марья Саввишна, знаю. Потому сердце-то и захолонуло, а парнишка-то такой бойкий. Углядеть не успели, как в залу приемов проскользнул. Прямо перед государыней предстал. Да что предстал — с разбегу в ноги кинулся и край платья поцеловал.

— Ишь какой быстрый.

— Прыткий, сказать хочешь. Прыткий и есть. Государыня руку протянула, чтоб с колен его поднять, а он ручку-то ее и перехватил, губами прижался — не отпускает.

— Государыня, поди, разгневалась.

— Ничего не скажешь, угадала! Слова наглецу не сказала. Смотрит на него и смеется. А потом ласково так: «Чей же ты будешь, молодой красавец?»

— Красавец? Батюшки!

— Вот теперь поняла, Марья Саввишна?

— А Платон Александрович-то где тем временем был? Чего ж не вмешался, слова своего не сказал?

— За делом каким-то государыня его послала. Валерьян Александрович, так полагаю, при нем бы не расхрабрился, хотя куда Платону Александровичу с его стеснительностью до братца. Это он сам на сам храбрости набирается, а на людях слова найти не может.

— Да уж с государыней робости-то у Платона Александровича и следа не осталось. Иной раз даже боязно становится — не перебирает ли меру с ее величеством.

— Не наше дело, Марья Саввишна. А вот ввечеру продолжение последовало. Все семейство заявилось. Ничего не скажешь, что мамаша, что детки — все хороши, а только лучше Валерьяна Александровича не придумаешь. Государыня сколько с родителями ни толковала, все на него поглядывала, тебе потом ничего не говорила?

— Выходит, говорила.

— Как это — выходит? Толком расскажи, Марья Саввишна.

— За причесыванием на ночь сказала. Знаешь, мол, Марья Саввишна, хорош наш Платон Александрович собой, а братец младший куда его лучше. Целый, кажется, день любовалась бы им, глаз не сводила.

— Ну, вот у праздника! А дальше?

— Дальше — принялась я достоинства Платона Александровича вычитывать, а государыня небрежно так ручкой махнула — мол, все это наверняка и у младшего брата есть. Семейное, мол, это должно быть. Что на это скажешь?

— И что теперь будет? Неужто всерьез государыня на Валерьяна Александровича глаз положила? Все у нас опять кувырком пойдет. Только к одному приспосабливаться начали…

— А может, Анна Степановна, желание Валерьяна Александровича удовлетворить?

— Какое желание? Откуда о нем узнала, Марья Саввишна?

— В армию ему хочется. В мундире да на коне покрасоваться. Героем стать. И не откуда я не узнала — собственными ушами слышала.

— Хочешь сказать, Валерьян Александрович здесь был?

— Был. Утром. Государыня за ним потихоньку от Платона Александровича посылала. Недолго был. Ручку ему государыня пожаловала. Чин обещала, коли хорошо служить станет.

— А я-то к тебе с новостями прибежала. Убила ты меня, Марья Саввишна, как есть убила. Твоя правда, отправлять Валерьяна в армию надо и немедля, чтобы дурная трава корней не пустила. О Господи!

Петербург. Васильевский остров. Дом Д. Г. Левицкого. Н. А. Львов, Д. Г. Левицкий.

— Победа, Дмитрий Григорьевич, наконец-то победа! Вы слышали, друг мой, последние новости?

— Что вы имеете в виду, Николай Александрович? Но даже не зная вашего ответа, радуюсь вашей радости.