Нина Молева - Граф Платон Зубов

— Вот, значит, крючочек-то на Платона Александровича какой.

— Вот-вот. И еще — больно ему нравится в форме на балах красоваться. Рассказывать мне начал, глаза горят, голос звенит. Спрашивает, к лицу ли ему мундир. Похвалила — прямо расцвел.

— Видишь, как оно получается, Анна Степановна. Все говорили, тихоня, скромник, а планы-то у него вон какие.

— У кого бы они другие были!

— И то правда.

— А насчет скромника, то они все, государыня, с этого начинают. Поглядим, как дальше развернется.

— Думаешь, развернется?

— И не сомневаюсь.

— Вот потому и хочу на родню его поглядеть. Ты непременно их, Анна Степановна, получше рассмотри. Слухи до меня дошли, что батюшка его на руку нечист.

— И что из того? Сын-то при чем? Да и кто у нас на Руси с чистыми руками-то до седых волос доживает? Много ли таких, государыня?

— Не хотелось бы, хотя так до конца жизни проискать можно.

— О чем и речь.

Павловск. Малый двор. Великий князь Павел Петрович, Е. И. Нелидова.

— У вас был Зубов, ваше высочество? Какие-то новости от императрицы? Неприятности?

— Вообрази себе, Катенька, вовсе нет. Он воспользовался предлогом, чтобы засвидетельствовать мне свое почтение по поводу нашего переезда в Павловск.

— От императрицы?

— Полно тебе, когда так бывало! От себя, и это меня больше всего удивляет. Он также спрашивал, нет ли у меня для него каких поручений. Шеф кавалергардов!

— Как видно, он не меняет своей единожды выбранной линии поведения. И это при том, что все кругом говорят, как портится характер у флигель-адъютанта.

— Это в чем же?

— Все толкуют о его надменности, спесивости и резкости в обращении со всеми придворными.

— Он не произвел на меня такого впечатления.

— Значит, Зубов умнее, чем я сначала предполагала. И все равно он мне удивительно неприятен.

— Ты заговорила о переменах, которые происходят с годами. Но вот сейчас луч солнца упал на твои волосы, и я увидел тебя Сербиной. Той самой прелестной Сербиной, которая сводила с ума весь Петербург. Тебя считали лучшей актрисой тех лет, и как жаль, что ты оставила сцену. Это была твоя жизнь, твоя стихия.

— Я так изменилась к худшему, ваше величество?

— Нет, нет, ты меня неправильно поняла. С годами ты стала много лучше. Для меня, во всяком случае, но ведь ты так любила спектакли и роли.

— Вкусы меняются с годами.

— Ты хочешь рассеять мое настроение. Но это бесполезно. Я не могу себе простить той жертвы, которую ты мне принесла. И продолжаешь приносить.

— Жертвы? Я не ослышалась, мой дорогой друг? Вы сказали, жертвы?

— Именно так. Ты отказалась от замужества.

— Я не могла себе представить замужества с нелюбимым человеком.

— Ты могла полюбить.

— Мне трудно строить подобные предположения, когда мои чувства все эти годы были заняты только вами.

— Но это-то и ужасно! Я не мог подарить тебе счастья совместной жизни. Я обрек тебя на двусмысленное положение. И я ничем не мог и не могу скрасить твою жизнь. Хотя бы в отношении подарков, средств к существованию.

— Бога ради, ваше величество, только не о меркантильных делах! Я решительно ни в чем не нуждаюсь и ничего не хочу.

— Ты приучила себя быть довольной и ничего не хотеть, и я не могу понять, как тебе это удается.

— Ваше величество, вы забыли, что я уже узнала цену дорогим подаркам и испытала свое полное безразличие к ним. Императрица в свое время…

— Знаю, знаю, ты имеешь в виду ту несчастную тысячу рублей, которую тебе подарила моя мать за твою игру на подмостках институтского театра.

— И бриллиантовый перстень!

— Ты никогда не носишь его.

— Я никогда не испытывала желания его носить, и поэтому…

— Ты продала его, Катишь? Ты продала его!

— Я сделала это не специально. Просто мне надо было помочь моей двоюродной племяннице с приданым.

— Как ты могла! Такую сумму я сумел бы выкроить из кабинетных денег.

— Вы боитесь вопроса императрицы? Не беспокойтесь, мой друг. Она давно перестала замечать мое существование.

— Императрица так восхищалась твоей игрой.

— Но институтский курс был окончен, а я — я отдала свое сердце вам.

— Это было одинаково опрометчивым шагом с твоей стороны и непростительно эгоистичным с моей…

Из рассказов Н. К. Загряжской А. С. Пушкину.

Потемкин, сидя у меня, сказал мне однажды: «Наталья Кирилловна, хочешь ты земли?» — Какие земли? — «У меня там есть в Крыму». — Зачем мне брать у тебя земли, с какой стати? — «Разумеется, государыня подарит, а я только ей скажу». — Сделай одолжение.