Нина Молева - Граф Платон Зубов

— А тут невесте тридцатый годок пошел, хочешь сказать. Красота-то, коли и была когда, попривяла.

— Так бы не сказал, а только больно давно Дарью Алексеевну знает. С чего бы меняться ради старой знакомки стал.

— И правильно, Безбородко здесь не при чем. А ты что же, Дмитрий Григорьевич, вдовцов-то обходишь?

— Вдовцов? Так тут Господь наше дружество пока милует. О Гавриле Романовиче не говорю. Послал бы ему Вседержитель сил и крепости духа потерю Катерины Яковлевны пережить. Уж таково-то бедного жаль. Моя Настасья Григорьевна, глядя на него, слезами обливается.

— А вот и зря, Дмитрий Григорьевич. Жених-то он и есть.

— Господи, быть не может!

— Это почему же, позволь тебя спросить?

— Да ведь полугода не прошло, как Катерины Яковлевны не стало. По всем обычаям траура еще никто не снимает.

— Кто не снимает, а кто и сбрасывает. Такая прыть у нашего пиита объявилась — уж на январь свадьба назначена. Так по-настоящему с тем и заехал, чтобы тебя упредить: не обидел бы жениха своим удивлением, не попрекнул бы не к месту.

— Так не шутка это?

— Какая шутка! Шестьдесят лет не стали нашему Гавриле Романовичу помехой: как на крыльях летает. Ждет не дождётся молодую супругу в объятия принять.

— Ну друже, совсем ты меня с мыслей сбил. Так ведь и Катерина Яковлевна, поди, лет на двадцать моложе Гаврилы Романовича была. Чем не молодая? Дал собой до чего ж хороша. Нрава легкого, веселого.

— Ко всем нам расположена была, не так ли?

— Еще бы! К ней, как по огонь к соседушке, все бегали. Помочь не сможет, посочувствует, словом да лаской поддержит.

— То-то и оно. А у Дарьи Алексеевны к дружеству нашему сердце не лежит. Строга, куда как строга. Литературой отродясь не интересовалася. Книг вроде бы и в руках не держала — Марья Алексеевна ее все попрекала. Музыки хоть бы век не слушала.

— Знаю, друже, все знаю. Тем паче Гаврилу Романовича понять не могу. Что бы это с ним приключилося? Чем новая нареченная старика взяла? Одно достоинство — хозяйка, все говорят, отменная, денежки считать умеет, ждет не дождется, как своими обзаведется.

— Так ведь Гаврила Романович…

— Хочешь сказать, никогда им счету не знал? Верно, друже, верно. И покойница Екатерина Яковлевна ему в том не помощница. Ей что есть деньги, что нету — все едино. Лишь бы в доме лад да веселье были.

— И догадок ни у кого никаких?

— Почему же. За догадками дело никогда не станет. Одна, по-моему, самая удивительная. А, может, она как раз ближе всех к истине и есть. Так тебе скажу — не в фаворите ли дело?

— В Зубове? А он-то при чем? Он-то как сюда затесался?

— Да ты вспомни, друже, один раз он уж пииту нашему советом помог — насчет оды, которая его сенатские злоключения прикончила. Похоже, и теперь без совета его не обошлось.

— И чтоб Гаврила Романович такого совета слушать стал? Чай, не ода какая — жена.

— Подожди, подсади, Дмитрий Григорьевич, тут, видишь ли, расчет какой получается. Давай-ка разочтем: в сентябре 1793-го стал наш пиит сенатором. От дел прямых его вроде бы отстранили, а молчать не заставили. Зато теперь Дарья Алексеевна ему и словечка лишнего сказать не даст. Графиня Екатерина Алексеевна толковала, будто сестрица уже и о доме, и о поместье загодя заботиться стала, расходы высчитывать. Так может беднягу закрутить, что о мыслях своих свободолюбивых забудет.

— А фаворит-то как сюда замешался?

— Он любит наше дружество принимать. Скорей с императрицей в спор вступит, чем с нашими. Чего ж ему от чистого сердца не подсказать. Вроде и о благополучии державинском позаботился, а уж государыне лучше некуда удружил. И еще в толк возьми: с покойницей у Державина связи с Малым двором были, а теперь и концов не останется. Напомнить я тебе его строки хочу: «К Правде».

Пузыковка. Дом П. В. Капниста. П. В. Капнист.

— Долгонько ты, друже, не заглядывал в нашу Пузыковку. Думал, и дорогу к нам позабыл.

— Виноват, Петр Васильевич. Домашними причинами извиняться не хочу, а только слухом будто ты выехал в страны европейские, чуть ли не в самый Париж.

— Долгий разговор, да сегодня уже и беспредметный. Видишь меня перед собою, и на том давай точку поставим. Со многим из того, что во Франции деется, согласиться не могу и не соглашусь никогда. К истинной свободе и человеческому благополучию по колено в крови не идет. Нет такой человеческой дороги.