Зинаида Чиркова - Граф Никита Панин

Анастасия Богдановна никогда не была особенно набожной, ходила в церковь, когда придется, и теперь с изумлением видела отрешенные и сосредоточенные лица, словно бы погруженные в себя и устремленные к огромной иконе Богоматери, стоящей особняком на простой дубовой подставке. Осторожно прошла вдова к иконе, зажгла свечку и укрепила ее в большом серебряном подсвечнике.

Служба шла своим чередом, а баронесса, вся погруженная в свое недавнее видение, все еще стояла перед иконой, видя и не видя лика Богоматери, держащей на руках ребенка — Сына своего.

И вдруг словно подкосились ноги у вдовы. Она упала на колени перед иконой, подняла взгляд к ее скорбному и тихому лицу, и благодатные слезы потоком хлынули из ее глаз. Богородица глядела на нее, как живая скорбящая матерь. Пламя свечей снизу освещало ее лик, писаный в греческом стиле, руки ее были воздеты до плеч, а младенец смотрел на вдову грустно и серьезно.

— Пресвятая Матерь Богородица, — упала головой на пол Анастасия Богдановна, — заступница, помоги ты мне, спаси, сохрани детей моих, спаси…

Слезы капали из ее глаз на старый истертый коврик перед иконой. Слова молитв и славословий забылись, и вдова исступленно и горячо шептала и шептала слова, рвущиеся из самого сердца, а слезы все капали и капали на старый коврик.

Служба кончилась, безмолвные молящиеся люди вставали с колен, толпились возле священника, а вдова все еще плакала и плакала перед иконой Матери Богородицы…

Она скорее ощутила, чем поняла, что возле нее уже долгое время кто-то стоит. Слезы ее мгновенно высохли, она приподняла голову с пола и увидела доброе морщинистое лицо с седой окладистой бородой, большой серебряный крест на черной рясе и седые длинные кудри, выбивавшиеся из-под монашеской скуфейки.

Все еще стоя на коленях, она припала губами к мягкой руке священника. Он благословил ее и тихо спросил:

— Не из наших мест, видимо?

Анастасия Богдановна поднялась с колен, кивнула головой, все еще не в силах произнести хотя бы слово.

— Отец Яков, благочинный, — представился священник.

— Баронесса Вейдель, — механически ответила она.

— Видел, молились долго, знать, прослышали про чудотворную нашу икону Пресвятой Богородицы? — осторожно спросил отец Яков.

— Не слыхала, да только…

Она замялась, не зная, стоит ли рассказывать отцу Якову о своем видении. Но, преодолев себя, все-таки рассказала про Блаженную Ксению.

Отец Яков внимательно и проницательно посмотрел на баронессу, словно сопоставляя ее громкий титул со стоптанными башмаками, старенькой теплой шалью и неуклюжим салопчиком.

— Проездом здесь, — вновь вздохнула Анастасия Богдановна, — только что овдовела, мужа убили, две девочки у меня, — уже торопясь, захлебываясь словами, договаривала баронесса.

— Небось в съезжей избе остановились? — тихонько спросил отец Яков.

Она молча кивнула головой.

— А пожалуйте-ка в мой дом. Просторно, тепло, хоть и детушек у меня целых пятеро, — вдруг улыбнулся священник. — И попадья моя рада будет гостям. Она у меня хлопотунья, гостей завсегда приютит и язык почесать — большая любительница.

Баронесса замялась от неожиданного предложения. С одной стороны, удобства и уют семейного дома, а с другой стороны, ох как не расположена была сейчас Анастасия Богдановна к пустым досужим разговорам. А придется занимать хозяев, чтобы хоть так отплатить за их гостеприимство.

— Неудобно стеснять вас, — проговорила она нерешительно.

— Да никакого стеснения, — добродушно улыбнулся священник, — в съезжей не грязно, конечно, да все не так, как в обычном доме…

— Спасибо, отец Яков, — растаяла наконец Анастасия Богдановна.

— А вот сейчас и пойдем, — бодро заговорил он, — мою Авдотью Ивановну увидите, а за остальными служку пошлю…

Пока они шли к добротному кирпичному дому священника, Анастасия Богдановна вдруг поняла, что с намерением не сказал ни слова отец Яков о ее видении. Может, он ничего не знал о Ксении Блаженной, может, подумал, мало ли что может примститься женщине с издерганными нервами, в горе да несчастье…

Авдотья Ивановна оказалась хлопотливой толстушкой, которая по всему просторному дому каталась, как колобок. Ее круглое добродушное лицо так и сияло неподдельной радостью и истинно русским радушием. И баронесса успокоилась, проникнувшись к хозяйке дома симпатией и ответным теплом.

Скоро пришли и остальные члены семейства баронессы — девочки с интересом и вниманием осматривали крепкий добротный кирпичный дом священника, весь заставленный прочными вещами. Василия и Палашку пристроили в людской, где у отца Якова и своей челяди было изрядно, а баронессе отвели две небольшие комнаты с деревянными кроватями, пуховыми легкими одеялами и целой горой подушек и подушечек.