Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

Старики стрельцы явились к Шеину как к воеводе-боярину и напомнили, что еще воеводы царя Алексея Михайловича покоряли так польские города.

Петр сначала фыркнул по-кошачьи, когда Шеин сообщил ему о таком способе осады.

— Сие противно всей европейской науке, — восстали и генералы Лефорт и Региман.

Но Антоном Головин, набычив шею, вдруг согласился:

— А ведь верно, батюшка твой, царь Алексей, тем способом в войне с поляками многие города взял.

Головина неожиданно поддержал и такой опытный воин, как Патрик Гордон.

— Надобно занять делом шестьдесят тысяч солдат! — заявил Гордон. — В моей дивизии, когда солдаты строили редуты на Дону, все были при деле. А сейчас все — и солдаты и офицеры — знай с утра водку пьют, благо маркитанток на сей раз целый обоз.

И Петр согласился:

— Быть посему! Коль союзнички-цесарцы где-то по дороге застряли, воевать будем древним обычаем — насыпать вал! А баб-маркитанток, господин генералиссимус и господа генералы, гнать в шею из лагеря! — И обведя совет сердитым взором, добавил: — Сам сие проверю!

На другой день приступили к тяжелой работе: под турецкими пушками стали насыпать свой вал и продвигать его к турецким укреплениям. Шестьдесят тысяч солдат и приведенных Лизогубом украинских казаков трудились денно и нощно целый месяц и в начале июля подвели вал к крайнему речному болверку.

— Они трудятся как муравьи, и их вал уже выше нашего. Оттуда их стрелки бьют на выбор моих солдат. Теперь у нас одна надежда на крымского хана, калгу-султана и их конницу. Вы должны перебраться по Дону в лагерь хана Девлет-Гирея и передать татарам, дабы не занимались пустыми разъездами, а напали на русских всей ордой. Ведь у хана 50 тысяч конников, а у калги-султана на правом берегу еще 20 тысяч ногайцев. Передайте хану, если он не придет на выручку, Азов падет! — напутствовал Муртоза-паша десять своих лучших лазутчиков. Восемь из них были перехвачены русскими, но двое, все время ныряя в воду, в ночной тьме проплыли мимо русских галер и принесли вести из Азова хану.

Конница Девлет-Гирея придвинулась после того к Дону, а ногайцы с востока стали лихо наезжать на дворянское ополчение. Схватки пошли в открытом поле, чуть ли не у стен Азова.

В это время явившиеся наконец в русский лагерь инженеры-цесарцы заложили два подкопа под укрепления турок. Но прежде чем взорвались мины, казаки Лизогуба с высоты русского вала перестреляли бомбардиров на речном болверке, а затем посыпались на него сверху как горох. Угловой болверк был взят за полчаса, все турецкие на нем орудия захвачены. Муртоза-паша бросил выбить гяуров янычар Алхан-бея. Отчаянно визжа и размахивая острыми ятаганами, янычары взошли на болверк; казаки отступили, но увезли с собой все пушки и с верху своего вала продолжали поражать янычар. К вечеру Муртозе-паше стало ясно, что удерживать речной болверк боле невозможно. А на рассвете 18 июля удачно взорвались две заложенные цесарцами мины и обрушился центральный турецкий вал. Муртозе-паше стало ясно, что сейчас последует штурм, а затем гяуры ворвутся в город и начнется резня. А в ней погибнет и весь гарем паши, в том числе и любимая молоденькая жена Альфия. Но царь Петр оказался милосерден. Прежде штурма явились офицеры-парламентеры и перебросили через пролом письмо генералиссимуса Шеина, предлагавшего почетную капитуляцию. Весь гарнизон Азова Шеин, обещал отпустить с почетом, с сохранением личного оружия, а также с женами и детьми.

— Принять ли мне мир от гяуров? — Муртоза-паша собрал своих старших беев на смотровой башне замка. По Всему было видно, что старый паша согласен принять царские условия. Но Алхан-бей с окровавленной повязкой на голове — вчерашний след казачьей сабли — показал на ногайскую степь, откуда поднималось облако пыли:

— Глядите, калга-султан ведет нам на выручку всю ногайскую орду. Неужели МЫ сдадим крепость гяурам, не дождавшись исхода степной битвы?

До Петра I тоже долетела весть, что татары смели дворянскую конницу и мчатся на русские обозы. Вести привез сам глава дворянского ополчения князь Оболенский. Железный шлем-шишак у воеводы был сбит, щека рассечена, он не говорил, а хрипел:

— Государь, нужна подмога! Татарва прет — видимо-невидимо. Сняли передовые караулы, идут прямо на лагерь.

— Дворяне, мать вашу так! — озлобился Петр. — Легкоконных татар испугались! — И обернулся к Головину: — Что стоишь, глаза таращишь, выводи гвардию, спасай обоз!