Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

— Можно и еще дале, на Северный полюс! — расхохотался француз. Невольные улыбки появились и у других шведских полковников.

«Надобно после виктории переменить этого незадачливого квартирмейстера. Что может предлагать выученик старого осла Либекера, кроме ретирады!» — твердо решил про себя Армфельд.

— Да что вы твердите нам, Карл, о финских мужиках! — громогласно возразил тучный и краснолицый граф Гилленборг, один из богатейших помещиков в округе. — Вот я сам — швед, но у меня мать — финка, и, поверьте, я знаю, как умеют здорово драться финские мужички. Твердо говорю — моя финская ландмилиция не уступит по смелости драбантам самого короля!

В совете поднялся великий гвалт! Битые под Пелкиной полковники стояли за ретираду, а новоявленные стокгольмцы были за графа Гилленборга.

— Господа! — разрешил спор командующий. — Я должен сообщить вам хорошую новость. Пленный русский казак показал под кнутом, что у Голицына войска не более восьми тысяч. И думаю, казак не соврал. Мы с полковником Ла Баром обозревали сегодня на рекогносцировке неприятельский лагерь и заключили то же.

— Так в чем же дело, пойдем первыми в атаку и перевяжем в лагере всех московитов! — расхохотался граф Гилленборг.

— Никуда мы не пойдем, граф, ни назад, ни вперед! — только усмехнулся Армфельд. — Мы недаром вторую неделю поджидаем русских на нашей крепкой позиции. Подождем еще день-другой, пока русский медведь не засунет свою лапу в ваш капкан! Уверен, что Голицын по своей горячности не выдержит и атакует меня в лоб!

— И расшибет свой медный лоб о стальную шведскую стену! — весело подхватил Ла Бар.

Граф Гилленборг поднялся во весь свой могучий рост и на правах хозяина дома предложил господам офицерам пройти в столовую залу, где уже был накрыт обильный стол.

— До чего я люблю шведский открытый стол! — весело сказал Ла Бар хозяину и вслед за командующим первым вступил в столовую залу.

Шедшие в обход шведской позиции драгунские полки двинулись до замерзшим болотам. Ночью ударил такой жестокий мороз, что крепкий наст на болотах легко выдерживал конницу. Новгородцы шли в правой колонне, которую вел сам Голицын. Поднялись из лагеря ни свет ни заря, поскольку пройти надобно было добрых пять верст. Князь Михайло весело повернулся к Бартеневу.

— Ежели так шибко пойдем, к рассвету сможем атаковать шведа во фланг!

— Боюсь, как бы в лесу не застрять?! — засомневался Бартенев.

И точно, в лесу намело такие высокие сугробы, что наст стал проваливаться под лошадьми. Тогда Голицын пустил вперед лыжников, и те пошли пробивать путь по заброшенной просеке. Колонна растянулась по лыжне, и движение замедлилось. Только к десяти утра обе колонны пробились-таки на широкую прогалину, выходившую по обеим сторонам замерзшего ручья прямо к левому флангу шведской позиции.

— Сади людей о конь и заходи справа, — приказал Голицын Бартеневу. Полушубок у командующего расстегнут, изо рта валит пар — он сам впереди всех с лыжниками пробивал путь. Но вид веселый, довольный: застал-таки шведа врасплох!

Расходясь по прогалине влево и вправо, выходящие из леса русские части спешно строились поперек ручья в две линии. В передней Голицын поставил пять батальонов охотников и лыжников, во второй — три батальона гренадер. Драгуны встали по флангам. Со шведской стороны не слышно было ни единого выстрела.

Впрочем, шведы и не могли стрелять — вся их позиция была обращена не к ручью, а к дорогам, шедшим по обеим сторонам замерзшей реки Стор-Кюре: атаки во фланг генерал Армфельд никак не ждал!

— Ваше превосходительство, русские слева, за ручьем! — подскакавший начштаба трясущейся рукой указывал на лес, откуда выходили все новые и новые русские части. И по мере того как число русских все возрастало, генерал Армфельд понял, что это не частная диверсия лыжников, а основное направление удара Голицына. В этих неожиданных обстоятельствах ничего не оставалось, как спешно переменить фронт, дабы принять удар русских лицом к лицу. И, как всегда бывает при перемене фронта, возникла сутолока, обычно предвещавшая разгром. Части перемещались рядами, бомбардиры никак не могли развернуть и поставить на новые позиции тяжелые пушки, закованные в латы рейтары Ла Бара тонули в глубоком снегу.

И не успели Армфельд и его осипший от крика квартирмейстер перестроить свое войско, как из рядов русских поднялась к низкому свинцовому небу ярко-красная ракета: Голицын давал сигнал к общей атаке.