Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

— Зашел я в те кусты по большой надобности. От конной тряски да сырых грибов брюхо свело! Токмо справил дело, глядь, подо мной, в яме, значит, как зашуршит… Я, знамо весть, хвать за ружье, думаю, медведь! А тут вместо медведя швед вылазит! Ну, что швед? Швед не медведь, дело привычное, я его враз скрутил! — с лукавым простодушием объяснял Увалень свой триумф Меншикову и другим генералам царской свиты. Лукавил же Увалень потому, что надобно было оправдать столь постыдное дело, как отлучку с поля баталии в самоволку, хотя бы и по неотложной надобности. Но по громкому хохоту Меншикова и по улыбке своего полковника Бартенева Васька скоро смекнул, что прощение ему вышло полное.

— Как же мне его теперь наградить, твоего солдата, Бартенев? С одной стороны, за поимку генерала Увалень сей достоин первого офицерского патента, а с другой — он же генерала взял с явного перепугу, от медвежьей болезни! — сквозь смех обращался Меншиков к Бартеневу. В сей момент подскакал Петр, ездивший самолично разглядывать главную шведскую позицию. Еще издали он увидел заходящегося от хохота Данилыча, смеющихся до слез генералов и офицеров его штаба и печальную позитуру шведского генерал-адъютанта. И ощущение близящейся победы, возникшее в Петре после того, как столь удачно был опрокинут авангард шведов, еще более усилилось от одного вида молодых и задорных офицеров, находящих в себе силы смеяться в короткий перерыв баталии.

— Мин херц, тут такое… — Данилыч весело пересказал историю Васьки Увальня, а Петр и слушал и не слушал, сам улыбаясь и всматриваясь в улыбки офицеров. «Коль смеются, значит, и дале на кровь пойдут! — мелькнуло у него. — А крови сегодня еще много будет пролито…» Он вспомнил ровные ряды шведов, что поджидали русских за перелеском.

— Так не чаю, чем и наградить сего героя?! — Меншиков лукаво развел руками.

— Прежде чем наградить, ему потребно желудок поправить! — Петр поддержал шутку. — Дать ему порцию можжевеловой водки! Она, ученым медикам хорошо то ведомо, паче всего желудок крепит!

Васька от такой щедрости обрадованно бухнулся на колени. А Петр, окинув расходившихся от смеха офицеров, сказал уже серьезно:

— О наградах, господа, пока рано вопрошать. За рощей той, — Петр указал на сосновый перелесок, — стоит главная сила шведов!

И, точно уловив царские слова, за перелеском громыхнули шведские пушки. То шведы встречали выходившую к Лесной русскую гвардию.

Выходящие из перелеска русские полки (драгуны спешивались и шли в общем строю) были встречены шведами столь жестоким артиллерийским огнем, что поначалу попятились в перелесок, под прикрытием которого снова выстроили свои линии. Выйдя из леса уже правильными рядами, они прямо двинулись на сближение со шведами и, подойдя на сто саженей, ответили на огонь шведов дружными залпами. Обе армии стояли теперь не боле нежели в двухстах метрах друг от друга, выстроенные каждая в четыре линии, и меж ними пошел тот огневой бой, который и почитался регулярным боем по тогдашней тактике. Солдаты задних рядов перезаряжали ружья и передавали их в первый ряд, по приказу взводных офицеров плутонги давали залп, и стрельба та так и именовалась — стрельба плутонгами. Места убитых и раненых спешно заполняли солдаты задних рядов, и судьба баталии зависела теперь от того, кто устоит под частым огнем противника.

Огневой бой продолжался без малого боле двух часов, да, видать, нашла шведская коса на русский кремень. Вопреки всем расчетам Левенгаупта, что русские солдаты не выдержат регулярного огневого боя, они стояли непоколебимо, отвечая огнем на огонь, выстрелом на выстрел. Многократные залпы шведов опустошали русские ряды так же, как и залпы русских — ряды шведов.

— Это настоящая бойня, а не баталия! Прикажите моим драгунам атаковать русских в конном строю, и я ручаюсь, что прорву их строй! — подскакал к Левенгаупту лихой кавалерийский генерал Шлиппенбах.

Но шведский командующий отрицательно покачал головой:

— Я начну атаку только тогда, когда возвратится из Пропойска наш авангард! А пока сторожите мост, Шлиппенбах! И помните: там ключ ко всей баталии! — Адам Людвиг сердито натянул поглубже шляпу: пошел снег, задул ледяной ветер, начиналась не осенняя даже, а самая настоящая зимняя круговерть. И невольно Левенгаупту вспомнилась та первая Нарва, когда метель сыграла на руку шведам и уже через час под ее прикрытием был прорван центр русской позиции. Правда, теперь ветер бил шведам в лицо и русские залпы сверкали сквозь снег как молнии.