Эдвард Радзинский - Боги и люди

– Я надеялся, Цезарь.

– Ты надеялся! Что плод волчьей любви можно превратить в домашнего пса? – засмеялся Нерон.

– Ты прав, Цезарь, это следует уточнить, – бесстрастно сказал Сенека. – Я думал тогда о Риме, о будущем государства. Я возмечтал воспитать юношу, уважающего сенат и наши древние законы! Который покончит навсегда со страшными временами прошлых деспотов – цезарей Тиберия, Калигулы и Клавдия. Душа моя жаждала уединения, но я отдал ее во власть суеты ради будущего Рима.

– Благородно!.. Но мы все это проверим, не так ли? Продолжай, учитель.

– «Однажды мать Нерона, Агриппина, – читал Сенека, – попросила меня привести к ней прорицателей-халдеев. Я привел. На ее вопрос о судьбе сына один из прорицателей ответил».

…Старик с лицом Зевса с греческой скульптуры стоял в покоях императрицы.

– Он будет царствовать, но он убьет свою мать, – сказал старик.

– Пусть убивает, лишь бы царствовал, – шептала в ответ прекрасная женщина…

– «И вскоре, подстрекаемая неистовой жаждой власти, Агриппина отравила старого цезаря Клавдия, чтобы возвести на престол сына», – невозмутимо читал Сенека.

И с воплем Нерон опять упал на арену. Он в судорогах катался по опилкам. В ужасе глядел на него Сенека. И, как собаки подхватывают лай, этот вопль тотчас подхватили люди из подземелья. Неистовые крики раздавались из-под земли.

– Слышишь! Они кричат! Они уже поняли: мама убила Клавдия. Они убьют ее! И меня! Я боюсь! Я боюсь! – вопил Нерон. – Что ты уставился? – спросил он Сенеку, поднимаясь как ни в чем не бывало с арены. – Будто забыл, как я вопил тогда в страхе? И что ты мне ответил? Это не записано в твоих мудрых письмах. Но нам с тобой все нужно знать – для точной оплаты твоих трудов. Что ты сказал тогда?

– «Не бойся, Цезарь, они кричат то, что всегда кричит римская толпа после смерти своих цезарей: “Цезарь Клавдий умер! Да здравствует цезарь Нерон!”»

– Но ты еще кое-что прибавил. Я жду!

– «И запомни, – невозмутимо продолжал Сенека, – никто не убивал цезаря Клавдия. Это дурные слухи, которые всегда возникают после смерти властителей. Твой отчим отравился грибами – и все!.». Я сказал это, потому что ты, мальчик, не мог тогда понять всех отвратительных сложностей жизни. Тебя надо было успокоить. Ты успокоился, вышел к гвардейцам и произнес речь.

– Ну-ну-ну! Я по-прежнему вопил. – И он вновь бросился на арену и закричал: – «Мать убила отчима! Я знаю, и все они знают! Я боюсь! Я не смогу сказать речь!.». Неплохо сыграно, не так ли? – расхохотался Нерон, поднимаясь с арены. – Великий актер Нерон!.. И что ты ответил мне, Сенека?

Сенека молчал.

– Да, ты промолчал, – усмехнулся Нерон. – И молча протянул мне написанную речь. И я понял: ты все знал! И написал эту речь заранее. Кстати, речь оказалась отличной. Речь – что надо! – И он взглянул на сенатора.

– «Гвардейцы! Я, ваш цезарь». – тотчас темпераментно начал сенатор.

– Не надо! Все речи одинаковы, – усмехнулся Нерон. – Давай сразу – что они завопили после моей, то есть его речи?

– «Цезарь Клавдий умер. Да здравствует цезарь Нерон!» – двадцать раз! «Мы всегда хотели такого цезаря, как ты!» – двадцать раз. «Ты наш цезарь, отец и брат! Ты великий сенатор и истинный цезарь!» – сорок раз! – кричал сенатор.

– Да, да, – шептал Нерон. – Вот с этими воплями приветствий они несли меня в сенат. Я помню: белый страх… и ржание лошадей…

И Сенека увидел: Нерон плыл на руках гвардейцев среди поднятых мечей и бронзовых римских орлов.

– И я вышел из сената – цезарь, осыпанный всеми почестями. Только звание «Отец отечества» я отклонил. Чтобы все поняли, как скромен новый цезарь. Так мне посоветовал учитель Сенека, ловчила Сенека. Продолжай!

И вновь Сенека бесстрастно читал:

– «Ты спрашиваешь, Луцилий, правду ли говорят, будто я сочинил речь для цезаря? Нерон познал все тонкости эллинской философии, у него блестящая память – надо ли мне за него сочинять?»

Нерон засмеялся.

– Я хотел, чтобы нового цезаря любили в Риме, – глухо сказал Сенека. – И еще – ты не хотел, чтобы в Риме не любили тебя.

– Продолжай! – ответил Нерон.

И Сенека продолжал свое бесстрастное чтение:

– «Я уверен: цезарь вырастет добродетельным юношей и уйдут в невозвратное прошлое страшные времена Тиберия – Калигулы – Клавдия. И пусть слухи о сомнительных выходках молодого цезаря не лишены оснований – будем надеяться, что все это минет с возрастом. Хотя не могу не сказать с сожалением, что молодой цезарь поддается дурным влияниям. Особенно всех тревожит недавнее появление при дворе некоего Софрония Тигеллина».