Александр Кравчук - Нерон

— Хочу, чтобы римский народ получил когда-нибудь настоящего императора!

А когда однажды случайно встретил сына во дворце, то обнял его и сказал:

— Быстрее подрастай, чтобы я успел дать тебе отчет во всем, что сделано.

После чего добавил по-гречески, цитируя Гомера:

— Тот твои раны излечит, кто прежде нанес их!

Знал ли Клавдий содержание тех секретных документов, которые позже, в последний момент, сжег Нарцисс? Если да, то понятно было бы примечательное высказывание императора, о чем тотчас же сообщили Агриппине:

— Уж такова моя судьба — иметь бесстыдных жен. Но это им дорого обходится!

Возможно, подобная фраза носила случайный характер и ничего серьезного не означала. Но женщина, которая сделала все, чтобы посадить сына на престол, не желала упустить столь близкую победу. Она предпочла упредить возможные шаги Клавдия.

Как ей удалось совершить преступление? Лишь несколько лиц было посвящено в это мрачное дело. По понятным причинам никто из них никогда не проговорился. Дворцовой прислуге известны были только отдельные детали событий, а их можно истолковать по-разному.

Император занемог сразу после вечернего пиршества, на котором было подано одно из его любимых блюд — грибы. Существовал постоянный обычай: каждое блюдо властителя предварительно пробовал так называемый praegustator, как правило, один из самых доверенных вольноотпущенников. Итак, тому, кто хотел подсыпать яд в блюдо, предстояло вовлечь в дело и прегустатора, которым в то время был Галет. Некоторые утверждали, что он действительно подал грибы с ядом, изготовленным отравительницей Локустой.

По рассказам некоторых, яд подействовал сразу. Но другие утверждали, что тотчас после этого блюда у Клавдия началась рвота. Ужас охватил посвященных. Агриппина кивнула Ксенофонту, личному врачу императора, который полностью ему доверял. Ксенофонт подбежал якобы для того, чтобы помочь Клавдию. Сунул ему глубоко в горло перо, употребляемое для вызова рвоты, однако и оно было замочено в сильном яде.

Император промучился всю ночь. Умер он только на рассвете.

Смерть Клавдия скрывали от подданных в течение нескольких часов. Утром собрался сенат, дал клятву устроить жертвоприношения и празднества, если император (уже в это время мертвый) выздоровеет. Дворец охраняли караульные, которые никого не впускали и не выпускали. Агриппина часто заглядывала в спальню мужа и каждый раз возвращалась с отрадными вестями:

— Он чувствует себя все лучше и лучше!

По ее распоряжению во дворец доставили даже артистов, якобы для развлечения больного. Выглядела она, однако, испуганной и сломленной скорбью. То и дело прижимала Британника к груди и с нежностью говорила:

— Ты так похож на отца!

Вместе с тем попросила его не покидать своей комнаты. Точно так же удерживала обеих дочерей Клавдия — Антонию и Октавию.

Уже наступил полдень, когда неожиданно распахнулись главные ворота дворца. Оттуда вышел Нерон в сопровождении префекта преторианцев Афрания Бурра. Они остановились на ступенях. Перед ними во внутреннем дворе застыла когорта, несшая в этот день службу. Бурр кратко сообщил:

— Только что император скончался. Приветствуем преемника — любимого его сына, Нерона Клавдия Друза Германика Цезаря!

Солдаты ответили громким криком: Salve Imperator! [21] Да здравствует император! (лат.)

Если даже кто-нибудь из них и подумал в этот момент о Британнике, то наверняка не осмелился бы вслух и заикнуться. А впрочем, почему должен царствовать Британник, а не Нерон — приемный сын императора, старший по возрасту, уже давно хорошо известный народу?

Нерон и Бурр сели в лектику. Их доставили в казармы преторианцев. Здесь Нерон обратился с речью к тысяче солдат; по слухам, текст этого выступления был написан для него Сенекой. Он сообщил преторианцам скорбную весть о кончине отца и заверил их, что постарается быть достойным наследником; пообещал также выплатить одноразовую, но весомую прибавку к жалованью. В ответ снова грянуло мощное:

— Salve Imperator!

Прямо из казарм Нерон прибыл в сенатский зал заседаний. Здесь уже знали обо всем. Только что провозглашенный император зачитал перед достойным собранием речь; и здесь подлинным автором ее был Сенека. Едва выслушав его слова, сенаторы начали состязаться в лакействе, так как каждый из присутствующих жаждал первым снискать расположение нового властелина. Нерон получил титул Августа, а также все звания и полномочия, какими владели предыдущие цезари. Было решено, что его выступление будет выгравировано на серебряных пластинках; каждый консул, вступая в должность, станет зачитывать его в сенате.