Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая

– Я твоя жена, милый. Я пойду за тобой, куда угодно, хоть самой долиной смертной тени… – Генрих обнял ее:

– Подобного не случится, любовь моя…

Пастору Генрих не стал говорить, кто такая Марта, на самом деле. Он просто упомянул, что его жена католичка. Бонхоффер успокоил его:

– Это неважно. Христианин есть христианин… – стрелка на часах подходила к четырем утра.

Все оказалось просто, так просто, что Генрих даже удивился. Он не думал ни о чем другом, кроме Марты. Он выбросил из головы мысли о войне. Она была рядом, она обнимала его, шепча что-то ласковое, смешное, ему в ухо. Потом ее голос изменился, стал низким, она приникла к нему: «Еще, еще, пожалуйста…». Они потеряли счет времени, но Генрих успел подумать:

– Самая короткая ночь в году. Может быть, Гитлер не решится двинуть войска, или советская армия его опередит… – он весело признался жене, гладя ее по голове, целуя влажную, в капельках пота шею: «У меня это тоже в первый раз». Марта приподнялась на локте, ахнув: «Но тебе…»

– Двадцать шесть… – в серых глазах блестел смех, – я, целовался, студентом, но я хотел дождаться любви, и я верующий человек… – она была вся жаркая, горячая. Она устроилась на нем, прижавшись головой к груди:

– После прихода Гитлера к власти, – вздохнул Генрих, – когда я начал… – он помолчал, – я обещал себе, что не позволю ничего такого, до победы. Но одно дело обещание, а другое… – он провел рукой пониже ее спины, Марта попросила:

– Еще! Так хорошо, так хорошо. А другое дело я? – зеленый глаз, лукаво, блестел. Она закусила губу, скатываясь с него, переворачиваясь на бок:

– Хорошо, что здесь на мили вокруг никого нет… – Генрих услышал ее сдавленный стон. Он забрал у жены подушку, бросив на пол: «Именно. Кричи, кричи, пожалуйста…»

– Я, кажется, и сам кричал… – потушив сигарету, он крепче обнял жену.

Марта пробормотала:

– Люблю тебя, милый… – длинные ресницы дрожали, она спала:

– Может быть, – с надеждой, подумал Генрих, – может быть, ничего не случится. Гитлер испугается, не станет лезть на рожон. Хотя он безумец, когда он чего-то боялся? – у границы СССР стояли почти сто пятьдесят дивизий вермахта. Генрих знал численность самолетов Люфтваффе и танковых соединений:

– Они начнут с бомбежек… – вздрогнув, Генрих услышал бой часов, – Киев, Минск, Белосток. Форсируют Неман и Буг… – он, тихо поднялся, стараясь не разбудить Марту. Сунув в карман халаты сигареты, Генрих спустился вниз. Он смотрел на выключенный радиоприемник, не в силах протянуть руку, покрутить рычажок:

Чиркнув спичкой, Генрих вдохнул горький дым:

– Надо знать, что происходит… – раздался треск. Зеленый огонек, на шкале, заметавшись, остановился под Берлином.

– Сегодня в три часа пятнадцать минут ночи, доблестные авиаторы Люфтваффе направили бомбардировщики на восток, – кричал, захлебываясь, диктор, – победоносные дивизии вермахта находятся на территории Советского Союза, и продвигаются вперед… – Генрих ничего не мог сделать. Он почувствовал слезы на глазах, сигарета жгла пальцы:

– Зачем, зачем…, Почему никто не слышал, не хотел слышать… Зачем ее мать принесла себя в жертву, зачем тогда все, что мы делаем… – он очнулся от крепкой, твердой руки, у себя на плече.

Марта завернулась в старый халат из шотландки. В свете раннего утра лицо жены было бледным, под зелеными глазами залегли тени.

– Не надо, – Марта прижала его голову к себе, покачивая, – не надо, милый… – Генрих глубоко вздохнул:

– Прости меня, прости, пожалуйста. Прости нас, немцев. Марта, Марта… – он плакал.

Девушка смотрела куда-то вдаль, на восток. Над морем, медленно, разгорался рассвет, вода была тихой. Марта думала о бомбах, летящих на крыши спящих домов. Услышав вой снарядов, она сжала кулаки:

– Он не виноват. И мама не виновата. Нет вины немцев и русских, простых людей. Только Гитлера, и Сталина… Сказано: «Правды, правды ищи». Надо быть на стороне правды… – устроившись рядом с Генрихом, она обняла мужа:

– Надо не сдаваться, милый мой. Это только начало… – запели «Хорста Весселя». Марта выключила радио.

– Не сдаваться, – повторила она, в наступившей тишине. Солнечный луч заиграл в ее волосах, чистой бронзой. Генрих подумал:

– Словно старое оружие. Она вся, словно, клинок… – Марта стерла слезы с его щеки. Они долго сидели, не выпуская друг друга из объятий, смотря на раннее, безмятежное утро, за окном.

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ КНИГИ

ЧИТАЙТЕ ВЕСНОЙ 2015 ГОДА

ВЕЛЬЯМИНОВЫ. ВРЕМЯ БУРИ