Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он

Опасения оказались не напрасными. Густав-Адольф не вошел, а вбежал в зал и, метнув из-под белесых бровей гневный взгляд, разразился криком:

— Свиньи! Мерзавцы! Вот кто они, ваши, господа генералы, воины, что проиграли последние сражения в Финляндии и отдали эту страну русским вандалам! Я спрашиваю вас, генерал Клингспор, как это могло произойти после наших летних успехов?

Тучный, переваливший уже давно за шестидесятилетний возраст, Вильгельм Мориц Клингспор стал иссиня-красен, словно вот-вот его хватит удар.

— Ваше королевское величество, — начал он, с трудом осиливая одышку, — как главнокомандующий, я не раз имел смелость доносить вам о неравенстве сил. С самого начала кампании у меня под ружьем числилось всего двенадцать тысяч солдат, тогда как русские перешли границу с двадцатью четырьмя тысячами. Как изволите видеть, ваше величество, это двойной перевес.

— Что? — взвился голос короля. — С какою наглостью вы, старый солдат, бросаете мне в лицо вашу ложь! А тридцать тысяч добровольцев, в самое короткое время вставших под мои знамена, это, по-вашему, не солдаты? Да каждый из них стоит того…

— Простите, ваше величество, — произнес стоявший рядом с главнокомандующим генерал фон Дебельн. Он был строен, хотя и не молод. На лбу — черная повязка, почти прикрывающая один глаз. — Эти рекруты как воины ничего не стоят. Кто они, сии ополченцы? Вчерашние крестьяне и ремесленники, портовые грузчики, уволенные за пьянство, бывшие рыбаки, потерявшие в море свои баркасы. Да и просто выставленные из дома своими женушками забулдыги и гуляки. Я сам на Аландах, куда ваше величество определили меня в военачальники, набирал сей, прошу прощения, сброд. И что же? В первых же боях их били как мух. А еще того непростительнее и позорнее — эти воины бежали с поля боя, чтобы в тылу, за спиною своих войск, заниматься мародерством.

— Теперь побагровел сам король, как до этого Вильгельм Клингспор.

— Хватит, Дебельн! Я знаю ваш независимый и неуживчивый характер. Если бы вы сами не были отважны в сражениях и если бы не ваша рана в голову, я бы за ваши дерзкие речи отдал бы вас под суд. Да, генерал, настали времена, когда я, король, никого не должен щадить. Или — полная победа над русскими и возвращение Финляндии, или — гибель всего моего королевства. Но прежде чем это случится, каждый из вас ответит мне своими чинами и даже жизнью за каждое проигранное сражение.

Вновь воцарилась мертвая тишина, и только в окнах собралась темень, и порыв дождя забарабанил по стеклам с новою силой. Король сделал два или три шага к генералам.

— Итак, Лантингсгаузен. Почему третьего дня вы позволили русскому генералу Багратиону разгромить два десанта, которыми я приказал командовать вам лично? Именно вам, генерал Лантингсгаузен, была оказана честь первым начать вторжение на занятое врагом южное финское побережье, когда в Срединной и Северной Финляндии уже не осталось наших войск. Что же помешало вам взять реванш за летние наши неуспехи и тем самым начать освободительную войну?

В ясный сентябрьский день из шведских шхер вышел грозный отряд судов и взял курс на Гельсинг, расположенный чуть севернее финского города Або. Здесь, по данным шведского генерального штаба, у Багратиона, принявшего недавно вновь начальство над двадцать первою дивизиею, сил на побережье было не много. Это и окрылило Лантингсгаузена. Подойдя к небольшому хутору Варанпяа, он приказал судам стать на якорь, а солдатам, находящимся на борту, пересесть в лодки и направиться на побережье.

На берегу не было ни орудий, ни войск. Лишь казачий разъезд, несший патрульную службу, был здесь единственной вооруженною силой.

Завидев приближение вражеского флота, казаки во весь карьер устремились к Або и подняли тревогу.

— Какова численность неприятеля? — осведомился Багратион у офицера, начальствующего над патрулем.

— Никак, две или две с половиною тысячи солдат, ваше сиятельство.

— Район высадки? — снова задал вопрос князь. — Хутор Варанпяа и не дальше?

— Если я не ошибаюсь, неприятель, явившись с моря, рассредоточился на побережье от Варанпяа до Лололакса, — уточнил казачий офицер.

Багратион накинул на плечи бурку и приказал подать коня.

— Помоги, Господи, — осенил он себя крестным знамением, — чтобы все они сошли с кораблей и высыпали на сушу. А уж тут, у себя дома, мы их встретим по всем законам гостеприимства.

Он резво подскакал к своему лейб-егерскому полку и остановился у первой же шеренги.