Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве

— И такая чудесная жена, — добавил Вышеслав. — Я лишь хочу верить, Игорь, что ты станешь выдающимся князем на Руси, а Ефросинья убеждена, что ты необыкновенный человек.

— В устах её это звучит как истина, — заметил Игорь. И про себя подумал: «Достоин ли я такой жены?»

С некоторых пор Игорь стал чаще наведываться в ту светёлку терема, где Вышеслав и Ефросинья обычно занимались переводом греческих книг на русский язык. Там же Вышеслав трудился над летописью, названной им «Северский летописный свод».

Он хотел описать жизнь и деятельность новгород-северских князей, начав с отца Игоря, Святослава Ольговича. Для этого Вышеслав изучал киевские и черниговские летописи, копии которых делались на здешнем книжном дворе.

Вышеслав излагал события не с точки зрения пристрастного очевидца, целью которого было возвеличить род одного князя и очернить всех прочих князей, враждебных ему, но как сторонний наблюдатель, отдающий на суд потомков деяния и поступки владетелей Русской земли.

Читая жизнеописание своего отца, Игорь поражался превратностям судьбы, которые преследовали того всю жизнь. Часто лишь воля случая спасала Святослава Ольговича от неминуемой гибели, поскольку недруги, с которыми ему доводилось сражаться, зачастую были гораздо сильнее. В дальнейшем только покровительство Юрия Долгорукого способствовало закреплению за Святославом Ольговичем Новгорода-Северского и всего Посемья.

Окружённый враждой двоюродных дядей и братьев, гонимый племянниками и сватовьями, Святослав Ольгович тем не менее почитал своих старших братьев Всеволода и Игоря, хотя первый постоянно гнал его от себя, а другой, не выделяясь ни умом, ни храбростью, всегда заносился перед ним. Даже своим сыновьям от второго брака Святослав Ольгович дал имена своих старших братьев.

После прочитанного Игорь делился своими мыслями с Вышеславом:

— Мой отец был славным воителем и землёй управлял мудро. Ему бы, а не братьям его бездарным сидеть на столе киевском. Выходило, что они творили беззакония, вызывая у народа ненависть к Ольговичам, а мой отец опосля расхлёбывал кашу, заваренную братьями его. Что оставил после своей смерти Всеволод Ольгович кроме награбленных сокровищ и толпы наложниц? Чем прославился Игорь Ольгович, как не своей бессмысленной жестокостью? Не понимаю, неужели в окружении моего отца не нашлось человека, который внушил бы ему мысль не терпеть своеволия братьев, но взять первенство над ними? Теперь бы я не в Новгороде-Северском княжил, а где-нибудь в Киеве иль Вышгороде!

— Так и гложет тебя червь честолюбия, — улыбнулся Вышеслав, слушая Игоря.

— Уж коли женщины подвержены честолюбию, то мужчинам грех его стесняться, — сказал Игорь. — Сам знаешь, сколь честолюбива была моя мать. И сестра её такая же. И жена Святослава Всеволодовича не менее честолюбива. А сколь была честолюбива мать Ефросиньи, Ольга Юрьевна!

— Можешь не продолжать, — сказал Вышеслав. — Жёны князей столь же испорчены властью, сколь и мужья их.

— Не власть портит, а богатство, — не согласился Игорь.

— Где богатство, там и власть, — возразил Вышеслав, — одного без другого не бывает.

— Отец мой покойный, по-твоему, был испорчен властью и богатством? — спросил Игорь.

— Не думаю, — покачал головой Вышеслав. — Из всех Ольговичей он, пожалуй, единственный, кто ни разу не поступился честью ради корысти. Уже только то, что он отверг все личные выгоды ради спасения из плена брата Игоря, говорит о многом. Душа у него была не с хлебный кус.

— Причём отец старался вырвать из плена брата, который однажды предал его! — воскликнул Игорь.

— Святослав Ольгович был истинный христианин, — с уважением произнёс Вышеслав.

— Я вижу, именно это качество ты и стараешься выделить, когда пишешь в летописи об моём отце, — заметил Игорь. — Почему бы тебе не отметить и то, какой он был искусный полководец?

— Воителей славных немало было на Руси, но не все они следовали христианским заповедям в той мере, как твой отец, — ответил Вышеслав. — Мне хочется, чтобы те, кто будет читать эту летопись, узрели за чередой кровавых битв и неурядиц, что твой отец, обнажая меч, не забывал и о своём нательном кресте.

С уважением отзывалась о Святославе Ольговиче и Ефросинья.

Она знала, что отец Игоря был дружен с её отцом, и была благодарна умершему свёкру за то, что он когда-то наметил её, ещё несмышлёную девочку, в жёны своему сыну. Ефросинья полюбила Игоря с самой первой встречи с ним и продолжала любить его даже теперь, когда её муж открыто сожительствовал с половчанкой Алёной, приставленной к их младшим сыновьям.